От выпитого юноша слегка раскраснелся, к нему вернулась присущая заурядностям самоуверенность и нахальство.
– Вот вы все мнетесь, мнетесь… нет бы подойти и пригласить даму составить компанию одинокому господину… поклоннику безупречных форм, так сказать, – Поэт достал длинную папиросу, лихо заломил мундштук и нарисовал в воздухе подобие песочных весов.
– Во-первых, я некоторым образом женат, – толстяк засопел от возбуждения, – во-вторых, возраст, знаете ли… Вам было бы сподручнее…
– Мне не по зубам – денег едва на трамвай наберется. Нет, мой удел мечтательные барышни и состоятельные дамы бальзаковского возраста. Ну же, смелее! Могут перехватить.
– А вдруг она кого-то ждет? Супруга, например?
– Нерешительность – ваш бич. Именно она толкает на написание скучнейших романов, где развязка прячется так далеко и надежно, что поиски равносильны самоубийству посредством чтения руководства по садоводству… – фраза вызмеилась из Поэта не окончательно: ее хвост застрял между мыслями «повторить» и «как не хочется ночевать на пляже».
Толстяк не обиделся, напротив – в порыве благодарности заказал еще 150 и оливки.
– Видите ли, чтение сродни пищеварению – не терпит спешки. Занятие сие участь людей праздных, предпочитающих действию осмысление. Короткие же, хлесткие миниатюры понукают к решительным и зачастую опрометчивым поступкам. Стишки ваши, фривольные, – их ближайшие родственники. Пейте, не тушуйтесь. В юности и я грешил подобными экзерсисами, ничего кроме язвы и поругания не нажил.
Поэт бросил взгляд на блюдце с закуской, прикинул в уме и, не торопясь, налил полную стопку.
– Корни остракизмы мне понятны, проходили, а происхождение язвы – не совсем.
Маслины, хотя и зеленые, пришли в движение: они перекатывались, хватались за бока, давясь беззвучным смехом. Толстяк, как и большинство упитанных сограждан, проявил большую сдержанность и чувство такта.
– Какой, вы в сущности неспелый. Ею меня одарили экзальтированные поклонницы этого, с позволения сказать, способа интриговать. Так что ваш досадный ринит есть не более, чем предтеча.
– Я и слов таких не знаю, – Поэт налег на штофчик, – ринит – гранит-ланит… с «предтечей» посложнее будет…
– Ринитом искалечен, подойдет?
Ответ спугнула стайка впорхнувших лицеисток. На каникулах им дозволялось гулять дольше обычного и барышни искали любой повод показаться. В этот раз они выбрали мороженное.
Поэт вытянулся струной, застыл с оливкой на полпути и чудным образом напомнил стойку легавой с подогнутой передней лапой.
– Вижу вам еще гундоносить и гундоносить. Не стану мешать, – толстяк положил на стол салфетку, – Человек! Запишите на мой счет.
глава вторая
Дорогою в гостиничный номер толстяк ловил себя на мысли,