(Из записок журналиста)
В тот год мне особенно везло. Пришло репортёрское везение, когда на ловца и зверь бежит – словно судьба всё время ведёт тебя за руку. И ты достигаешь пика журналистских удач, который я бы сравнил со спортивной формой.
Это подобно тому, что один чемпион по штанге назвал «покорением железа». Даже замечательный силач без «разгона» не возьмёт рекордный вес. Этому предшествуют нарастающие по нагрузке тренировки, чтобы достичь максимальной силы в день чемпионата. Тут важны постепенность и расчёт: начнешь марафон силы раньше – перегоришь, а опоздаешь с нагрузкой – не достигнешь своего апогея к соревнованию…
Вот именно в такой «пиковой» форме я был в воскресный день 4 июня 1989 года: и знамения репортерских удач бежали впереди меня! С удивительной лёгкостью меня находили «гвоздевые» темы! Видимо, количество моих предыдущих удачных репортажей отливалось в новое качество. Было чувство, что вот-вот я поймаю за хвост жар-птицу, которая сделает меня великим журналистом.
То воскресное июньское утро в Уфе, где тогда я работал в газете, было на редкость тихим, солнечным и спокойным – такого сонного утра я не видел тысячу лет. Даже утренняя река, казалось, спала. Горожане ещё с пятницы уехали на отдых в сады, на автобусной остановке было безлюдно – впрочем, и автобусов до железнодорожного вокзала Уфы почему-то не было. А ехать я собрался на электричке на загородную турбазу «Ивушка», чтобы помочь моей матери. Каждое лето, чтобы внуки пожили с ней на природе, мама-пенсионерка устраивалась на базу «заведовать» большим спальным корпусом, т. е. была там и техничкой, и комендантом. Из-за больной печени ей было трудно носить тяжести – как раз в то воскресенье она просила меня перед заселением туристов разнести по комнатам кипы белья и матрасы… И ничего, казалось бы, не предвещало срыва моей поездки 4 июня 1989 года на мамин 20-комнатный корпус близ утопавшей в зелени деревьев реки Дёмы…
Но именно в то утро меня и настигла весть о ночной железнодорожной катастрофе на 1710-м километре Транссибирской магистрали – как оказалось потом, крупнейшей не только в XX веке, но и за всю историю железных дорог мира… Не понимая, почему на вокзал нет автобусов (а их сняли с рейсов для доставки на станцию курсантов школы МВД!), я поймал такси и доехал до железнодорожного вокзала Уфы. Привокзальная площадь поразила меня обилием людей в военной форме! Они высаживались из подъезжавших крытых грузовиков и уходили куда-то на посадку. Всё напоминало полномасштабную военную операцию…
«Близ Улу-Теляка в 90 километрах от Уфы произошла большая авария с двумя пассажирскими поездами. Много жертв… В ту сторону движение поездов остановлено. Но сейчас туда уйдёт воинский эшелон для спасательных работ», – вот что выяснил я, тыча удостоверением журналиста, у какого-то офицера. Вы только представьте моё состояние! Я первым из репортёров уже в девятом часу утра знал новость, о которой лишь поздним вечером сообщат все информационные агентства мира.
Причём я был на станции, откуда уходил эшелон спасателей, задолго до извещения о ЧП – и пока местные власти, по законам тех лет, дожидались указаний Москвы и разрешений цензуры, мне выпала огромная фора в несколько часов, за которые такой лихой парень, как я, – ещё до официальной «отмашки» сверху! – уже побывал бы на месте катастрофы близ маленькой станции Улу-Теляк у границы Башкирии с Челябинской областью и самым первым выдал бы репортаж!
Спустя годы я понимаю: в советское время шансов у провинциального журналиста «ухватить за хвост» всемирного масштаба новость было не больше, чем у эскимоса съездить в Африку по выигранной в лотерею путёвке и на экваторе встретить белого медведя, сбежавшего из гастролирующего зверинца.
Но этот один шанс из миллиона в то июньское утро просто упал мне в руки!
Нынешним газетчикам трудно даже представить информационную изоляцию тех лет. Интернета и мобильных телефонов ещё не было; на выходные в Доме печати двери редакций запирали и сдавали этажи под охрану вахтёрам, а журналисты газет до понедельника разъезжались по домам или садам.
Но тем утром, 4 июня 1989 года, в силу случайности я был единственным журналистом в мире, который мог бы уже через час-два попасть в Улу-Теляк! Не о таком ли везении «дядя Гиляй» – известный дореволюционный репортёр Владимир Гиляровский написал: «Мне посчастливилось быть в центре урагана» – уж простите цинизм нашей профессии!
Естественно, после информации, добытой у офицера, я – как говорят: задрав хвост! – побежал к стоявшему «под парами» эшелону на Улу-Теляк. За годы репортёрской работы я, что называется, «собаку съел» на проникновении туда, куда других не пускали, и мог легко схватить на погрузке какой-нибудь ящик и под видом грузчика влезть в один из вагонов в толчее спасателей, путейцев и медиков! Или упросил бы военных…
И вдруг на полпути к вагонам меня обожгла мысль: «А как мать?! А что будет с ней?!». Эта мысль осадила меня… Я знал, что мама-пенсионерка, не дождавшись моей помощи, потащит на себе по комнатам тяжёлые мешки белья, матрасы, будет надрываться