Однажды произошел крайне страшный случай, когда девочка с пневмонией так чихнула, что порвала себе легкое! Просто порвала! Ее тут же доставили в реанимацию, где она снова чихнула и порвала себе второе легкое. Мне не известно, какими силами, но ребенка удалось спасти. Мать рыдала у дверей реанимации на полу.
У другого ребенка (не помню, что там было) расплавились кости на грудной клетке. Пришлось оборачивать проволокой. Проволока приросла к тканям внутренних органов. На операции проволоку снимали и делали имплантат грудной клетки. Говорят, что закончилось все благополучно.
Словом, наше отделение пережило многое за то короткое время моего пребывания. Ну, как короткое… всего неделю.
За первую неделю я быстро освоилась и нашла общий язык с коллегами и детьми. Другие сестры – женщины в возрасте. Любят они погрубить, но детей тоже любят. Я малышей защищаю.
Чудные они у нас!
Вела я как-то группу ребят на эндоскопическое исследование в соседнюю поликлинику. Трое мальчишек пяти-шести лет и две взрослые девочки. Иду я и слышу за спиной разговор мальчиков.
– А что с нами делать будут?
– Эндоскопия какая-то…
– Это чего такое?
– Какашки твои смотреть будут!
Даже во время самой эндоскопии мне довелось наблюдать забавную ситуацию. Врач спрашивает у лысого и худенького Толика:
– От тебя чего бензином пахнет? Пьешь?
– Пью!
Ему провели осмотр и предложили конфету. Толик отказался.
– А чего ты от конфет отказываешься?
– Не хочу!
– Значит, бензин пить можно, а конфеты нельзя?
– Ага!
Ох, не знаю, где он нашел бензин…
К нам поступало много детей из неблагополучных семей. Одна девочка, Настя, жила у нас. Ей всего-то было два месяца. За ней и я ухаживала немного. Мать пьет.
Дети в палатах больше общаются, играют и читают. В телефонах не сидят. В таких условиях они больше всего нуждаются в общении.
Я знала всех детей нашей больницы на первой неделе, кроме одного.
Он жил один в своей палате. Сестры постоянно запирали его палату на ключ. По вечерам раздавались жалобные вопли:
– Почему вы меня закрываете? Что я сделал?
Но вопли со временем утихали.
Какое-то время я не решала спросить, что там за ребенок. Меня к нему не подпускали и никогда ничего не рассказывали о нем. Но я все же кое-что разузнала.
– Что с тем мальчиком из девятой палаты? – спросила я у постовой сестры.
– Зачем он тебе? У тебя и других детей много. Мы сами им займемся.
– Почему его запирают?
– Надо.
Пришлось проявить настойчивость.
– Я уже неделю здесь работаю. Мне можно доверять.
– Ох… ненормальный он, понимаешь? Ненормальный.
Это слово мне аукалось всю ночь.
На следующий день ко мне подошла заведующая и сказала:
– Девочки приболели. Ты не могла бы сегодня погулять с Дениской?
– Дениской?..
– Из девятой палаты. Только смотри, чтобы он по газону не бегал.
– Да, хорошо.
На меня пристально посмотрели. Наша заведующая была молодая милая женщина. Она редко ругала подчиненных, но этот взгляд… было в нем что-то предупреждающее.
Это шанс.
На посту я отыскала ключи от девятой палаты и направилась к ней. Сердце мое хотело выпрыгнуть наружу – так мне стало интересно!
Кто же он?
Я нашла его карту. Узнав, что ему девять лет, мне ничего не удалось больше выяснить. Только анализы и никаких диагнозов. Карта пуста.
Моему удивлению не было предела.
Открыв палату, я обнаружила две стандартные постели. Целая палата для одного пациента. Дениска сидел на правой койке. Одетый в теплый желтый свитер и синие колготки, он был очень щупленьким и хиленьким. Блестящие светлые волосы. Большие голубые глаза посмотрели на меня, и я… я редко видела таких красивых детей. Конечно, все дети прекрасны, но он…
– Привет. Пойдем гулять? Меня зовут Света.
На его спальном столике лежал только журнал комикса и кружка с картинкой миньона из мультика.
Он пристально посмотрел на меня и вынул из-под себя белую проволоку.
– Спрячь!
Мне протянули скрученную проволоку.
– Что? – потупилась я.
– В карман! Быстро! Пока не увидели… А то ее у меня