На автомашинах доехали до железной дороги, где стоял готовый к отправлению бронепоезд. Желающих ехать было много. На бронепоезд взяли, кроме команды, только начальство. Нас посадили в состав, состоящий из одних платформ, груженый токарными, фрезерными, шлифовальными и другими станками и оборудованием. Эвакуировался завод, сопровождающих с завода не было. На платформе были установлены станковые спаренные зенитные пулеметы и 45– и 76-миллиметровые пушки. Я обошел весь состав и выбрал платформу с установленными вдоль двумя рядами станков. С обоих концов платформы поперек было поставлено тоже по станку. Свободное пространство между станками выглядело как окоп. Я первым перелез через станки, ребятам в шутку крикнул: «Занимай оборону!» Два взвода полностью поместились, остальные два пошли на следующую платформу.
Многие роптали на холод и грязь от железа. Кошкину тоже моя затея не понравилась. Он свой взвод разместил на другой платформе. Многие из его взвода перебежали к нам. Мы со Степаном не расставались. Он пришел ко мне. «Ну, ты и подобрал, – с возмущением говорил Кошкин. – Хуже ничего придумать не мог». «Не нравится, ищи лучше, я отсюда никуда не пойду».
Параллельно нашему платформному составу стоял еще один эшелон, груженный железными заготовками, болванками и деревянными ящиками с металлом или изделиями. На нем разместилось не менее полка военных разных родов войск. Люди подходили и садились. Вечерними сумерками под прикрытием бронепоезда двинулись наши составы. Стучали колеса на стыках рельс. Паровозы выкидывали из труб черный угольный дым, отдуваясь шипением пара. В пригороде Риги нас встретили немцы. Бронепоезд, это страшилище времен Гражданской войны, и сейчас казался немцам грозным оружием, они убегали от него, ложились на землю, даже не открывали огня. Мы вырвались из окруженной Риги. На сердце было радостно: едем к родной русской земле.
С наступлением рассвета между станками становилось холодно, но интуиция мне подсказывала: надо сидеть. Солнце поднялось над горизонтом. Оно было похоже на красный диск, лучи его слабо достигали грешную землю и не хотели обогревать нас.
Кошкин уже встал, намереваясь покинуть сооружение из станков и платформы, услышал гул самолетов, крикнул: «Немецкие самолеты, ложись!»
Строем, словно на парад, шли две девятки, сопровождаемые четырьмя истребителями. Поезд шел, машинист, казалось, не замечал их, но красноармейцы на платформах забеспокоились, завозились. Раздавались голоса: «Пролетят!» Самолеты начали пристраиваться друг другу в хвост, растянулись в цепочку. Первый обрушил свой смертоносный груз на наш состав. Бомбы упали рядом с насыпью. На платформы обрушился град пуль и осколков. Люди с платформ прыгали на ходу поезда, бежали, падали, ложились, ища углубления и ямы. Самолеты по очереди бомбили, обстреливали наши составы. Они образовали карусель, которая крутилась над беззащитными людьми и вагонами. Она лишь остерегалась бронепоезда, который, оскалив зубы, изрыгал из