Десять лет пролетели, как один день.
Обосновался Йозеф в таверне. А хозяева не нарадуются. Дела на лад пошли, завсегдатаи появились. Даже гостевые комнаты пустовать перестали.
Помимо вечерней игры на скрипке Йозеф охотился, дрова рубил, за валежником в лес ходил. Не боялся он работы. В сытости, в тепле – это было самое главное. А работящие руки дело всегда найдут.
Диса, смотря на отца, росла и расцветала, душой, делами и телом. Из маленькой пугливой замарашки, превратилась она в такую красавицу, что постояльцы, больше на неё заглядывались, чем на хозяйских дочек. Всё спорилось в её руках: и уберётся, так чисто, что сверкает и блестит, и еду приготовит, что пальчики оближешь, и огород прополет, посадит, польёт. Марту зависть взяла, что не распознала, в этой пугливой серой мышке, настоящую труженицу.
Недавно девушке семнадцать исполнилось. Вся краса и задор в самом разгаре.
Только вот никто не видел, как она играла на скрипке. Уходила Диса далеко в лес, в сопровождении отца, а вскоре и одна. Все тропинки выучила. Все деревья и кустики друзьями считать стала. С деревьями и цветами разговаривала. Птицы и звери её не боялись. И она не боялась, даже медведей и волков.
Однажды в то место, где Диса с отцом валежник собирали, медведь забрёл. Самый страшный зверь зимой – это медведь-шатун – сам не спит, а кушать-то хочется, а кругом холод и голод. В такое время зверь запросто напасть может, не успеешь оглянуться, как станешь обедом, или ужином.
И вот стоит это чудо лохматое, кору с дерева дерёт, а как отца с дочерью увидал, в два прыжка оказался около них. Принюхивается, на задние лапы поднялся. Диса и Йозеф остановились и затаились.
– Беги, – шепнул музыкант девушке. – У меня нож есть. Как-нибудь справлюсь.
– Нет, – ответила Диса и положила скрипку на плечо. – Стой и молчи.
Начала она играть колыбельную, ту, что хозяйка своим дочкам частенько в детстве напевала. Музыкант удивился столь необычному решению, стоит, и потихоньку старается нож из-за пояса достать. Если что, к сражению он готов.
– Уходи, – еле слышно шептала Диса, смотря медведю прямо в глаза, и не переставая играть. – Уходи в чащу. Там твой дом.
Медведь опустился на лапы и зевнул.
У Йозефа глаза закрываться стали, того гляди упадёт в сугроб и уснёт. Он встрепенулся и протёр глаза. Смотрит, а медведь ковыляет от них прочь, и даже не оборачивается. Вскоре лохматый скрылся за деревьями и поваленным валежником.
– Как ты это сделала? – не мог понять музыкант.
– Сама не знаю, – удивилась девушка. – Я разговаривала с ним, с помощью музыки. Как ты учил.
– Ты меня чуть не усыпила, – Йозеф не мог понять такого. – Всё, до весны в лес не ногой. Идём.
– Но папа, а как же занятия? – испугалась девушка.
– Я сказал, нет. Идём, – грозно заявил он.
Диса покорно и разочарованно вздохнула. Она не мыслила и дня без скрипки. В дождливые