Глава 1
Шелли Бьюкс стояла у нижнего края подъездной дорожки, недоверчиво косясь на наше розовое ранчо из песчаника, словно бы никогда его прежде не видела. На ней было пальто, что подошло бы Хамфри Богарту[1], на плече – большая матерчатая сумка, расписанная ананасами и тропическими фруктами. Она вполне могла бы направляться в супермаркет, если бы таковой имелся в шаговой доступности, чего не было. Мне пришлось дважды взглянуть, чтобы понять, что не так в увиденном мною: Шелли забыла обуться, ноги у нее были все измазаны, только что не черные от грязи.
Я сидел в гараже, занимался наукой (так мой отец называл мои всегдашние порывы испортить исправный пылесос или пульт управления телевизором). Поломал я больше, чем построил, хотя мне с успехом удалось подсоединить джойстик от игровой приставки к радио, и я мог скакать со станции на станцию, нажимая пусковую кнопку… капитально идиотский трюк, который тем не менее произвел впечатление на жюри научной ярмарки восьмиклассников, что принесло мне награду (розетку из голубой ленты) за изобретательность.
В то утро, когда Шелли появилась в конце подъездной дорожки, я работал над ружьем для праздничных увеселений. Выглядело оно как пускатели смертоносных лучей в научно-фантастических романах эры между Первой и Второй мировыми войнами: большой рупор из помятой латуни с прикладом и спусковым крючком от «люгера» (в общем-то я спаял горн и игрушечное ружье, чтобы создать основу). Все же, если нажать на спуск, то ружье звучало, как клаксон, озаряло светом, как фотовспышка, и устраивало метель из конфетти и бумажных лент. Была у меня идея: если с ружьем получится, мы с отцом могли бы предложить его производителям игрушек, а может, и запатентовать принцип в «Спенсер гифтс»[2]. Как и большинство подающих надежды инженеров, я оттачивал мастерство на серии младенческих (в основе своей) проказ. В Интернете нет ни одного чувака, который, по крайней мере, не фантазировал о создании рентгеновских очков, чтобы видеть сквозь девчоночьи юбки.
Я нацеливал ствол ружья-веселухи на улицу, когда впервые заметил Шелли, прямо у себя на мушке. Опустив свой клоунский мушкетон и прищурив глаза, я оглядел ее. Я видел ее, а она меня нет. Для нее посмотреть в гараж было бы все равно, как пялиться в непроницаемую тьму ствола шахты.
Я собрался было окликнуть Шелли, но потом увидел ее ноги, и воздух комом встал у меня в горле. Не издавая ни звука, я просто немного последил за ней. Она шептала что-то себе под нос.
Обернувшись, Шелли метнула взгляд в сторону, откуда пришла, словно из боязни, что кто-то подглядывает за ней. Только она была на дороге одна – посреди влажной вселенной, все еще прихлопнутой крышкой мрачного от облаков неба. Помню еще, все повытаскивали мешки с мусором наружу, а машины запаздывали, и по всей улице стояла вонь.
Почти сразу я почувствовал: важно не делать ничего для нее тревожного. Никаких явных оснований для осторожности не было, однако множество наших лучших соображений таятся куда как ниже уровня сознательных раздумий и не имеют ничего общего со здравомыслием. Мозг обезьяны впитывает массу сведений от таких сигналов, о получении которых мы даже представления не имеем.
Так что, спускаясь по подъездной дорожке, я сунул большие пальцы в карманы и даже не смотрел в сторону Шелли. Щурился на горизонт, словно бы следил за полетом далекого-далекого самолета. Я приближался к ней, как подходят к какой-нибудь хромой бродячей собаке, той, что может лизнуть твою руку с любовной надеждой, а может и наброситься, оскалив полную пасть зубов. Я ничего не говорил, покуда не подошел к ней почти на расстояние вытянутой руки.
– Ой, привет, миссис Бьюкс, – произнес я, делая вид, будто только что ее заметил. – С вами все о’кей?
Она повернула ко мне голову, и на округлом лице тут же появилось выражение приятного добросердечия.
– Ну, у меня как-то все перевернулось! Я прошла аж сюда, но не помню, зачем! Сегодня же не мой день убираться!
Такого я не ожидал.
Давным-давно Шелли мыла, пылесосила и прибирала дом, по четыре часа каждые вторник и пятницу. Она уже и тогда была старенькой, хотя и отличалась проворством и жизненной силой олимпийки-кёрлингистки. По пятницам она оставляла нам прикрытую пищевой пленкой тарелку мягких, словно торт, начиненных финиками печений. Люди, вот это было печенье! Ничего похожего больше нигде не найти, никакие крем-брюле ни в какой гостиничной кондитерской по вкусу и рядом не лежат с печеньем Шелли Бьюкс и чашечкой кофе.
Но к августу 1988 года (мне недели оставались до поступления в школу) почти половина моей жизни прошла с той поры, как Шелли постоянно приходила убираться у нас. Она перестала у нас работать после своего тройного шунтирования в 1982 году, когда врач заявил ей, что она должна на некоторое время дать себе отдохнуть. С тех самых пор она и отдыхает. Я об этом особо никогда не раздумывал, а если бы задумался, то прежде всего задался бы вопросом, а зачем ей вообще понадобилось работать? Совсем не было похоже на то, что ей нужны были деньги.
– Миссис Бьюкс? Может, вас отец попросил прийти помочь Марии?
Мария