Воздействие украинского кризиса на существующий миропорядок оказалось настолько многомерным, что пока трудно предугадать последствия – независимо от того, каким станет конечный исход (если о таковом вообще можно говорить). В этой короткой публикации мне хотелось бы затронуть лишь некоторые аспекты данной проблемы.
Сначала о мировом порядке. Происходящее на Украине – одновременно и порождение кризиса мирового порядка, и фактор, его усугубляющий. Произошедший на наших глазах распад украинской государственности едва ли можно рассматривать изолированно от общего кризиса международной системы. Его причиной стали и эрозия механизмов, поддерживавших традиционное, порой весьма искусственное и ущербное нациестроительство, и крах неэффективного управления до предела коррумпированных авторитарных правителей, и спонтанные народные движения, и резкое обострение межэтнических и межконфессиональных противоречий, и безумный разгул «сменорежимных» политических инженерий Запада, и бурный рост активности обществ и властей, стремящихся оградить от этого опасного вмешательства свою исконную идентичность.
В отдельных кабинетах американского истеблишмента, в том числе в Госдепартаменте, присутствуют группы неоконсерваторов, которые всё активнее стремятся перестроить мир по своим лекалам. Они рассчитывают на то, что инструменты транснациональной мобилизации массовых движений могут быть эффективно использованы для реализации определенных геополитических замыслов, деформирующих позитивные изменения в мировом порядке, и для реанимации институтов холодной войны, в частности НАТО. Однако они явно не поняли суть и направленность трансформационных процессов, к тому же проявляют незнание истории, без уяснения уроков которой любые планы почти всегда обречены на провал.
He случайно известный американский аналитик Уильям Пфафф с недоумением вопрошает: «Почему славянская и православно-униатская Украина, история которой болезненно сплетена с российской, должна стать членом того, что было и в значительной степени остается постримской Европой Карла Великого?» Пфафф считает, что провоцирование некоторыми вашингтонскими чиновниками мятежа против законно избранного президента (в частности Викторией Нуланд, активно действовавшей за кулисами) и вбрасывание 5 млрд долл. в поддержку «демократических институтов» на Украине с целью оторвать ее от России лишь создали «ненужный кризис» в американо-российских отношениях и разожгли «дестабилизирующую этническую напряженность в критически важном уголке мира». Несоответствие этого национальным интересам США настолько очевидно, полагает аналитик, что он даже допускает, будто Обама мог быть не в курсе действий этих чиновников.
Известный американский политолог Раджа Менон обращает внимание на то, что брюссельская штаб-квартира НАТО явно попыталась использовать крымский кризис как raison d'etre для альянса и механизм укрепления единства и решимости его членов. «Но увы! – заключает Менон, – украинское обострение не спасет альянс». Он пишет: «Как много членов старого НАТО, вы думаете, с облегчением вздохнули в 2008 г. в связи с тем, что Грузия не была членом НАТО и не могла прибегнуть к статье V Договора, чтобы потребовать защитить себя от России? Полагаю, что не меньшее число участников облегченно вздохнули и теперь в связи с тем, что в НАТО не входит Украина…» И еще одно заключение, с которым трудно не согласиться: «С учетом того, насколько уязвимыми чувствуют себя Молдавия, Грузия и Украина, крымский кризис делает перспективу их приглашения в альянс не более, а еще менее реальной». Наиболее здравомыслящим политикам понятно, что назрела необходимость замены обветшалых систем безопасности времен «холодной войны» на новые, инклюзивные и транспарентные структуры, основанные на принципе обеспечения равной безопасности для всех.
Теперь о российско-турецких отношениях. Влияние на них кризиса не ограничивается крымско-татарским фактором, хотя последний, безусловно, важен. По оценкам, в Турции живут около 5 млн потомков крымских татар, переселявшихся на протяжении более полутора веков (сравним это число с менее чем четвертью миллиона татар, проживающих в Крыму). Первая волна – после победы России в войне с турками в 1783 г. и присоединения Крыма, вторая – после окончания Крымской войны, т.е. с 60-х годов XIX в., третья – после революции 1917 г. и четвертая – во время и после Второй мировой войны. Подавляющее большинство давно ощущают себя турками, но некоторая часть обладает стойкой исторической памятью. Среди них есть и те, кто мечтает о восстановлении крымско-татарской автономии, и те, кто хотел бы распространить среди живущих в Крыму татар радикальные исламистские взгляды. В Турции действуют несколько националистических группировок, объединяющих незначительное число потомков иммигрантов с полуострова, у которых, как считают турецкие коллеги, есть последователи и на исторической родине.
Тем не менее сегодня Турция ни в коем случае не заинтересована в дестабилизации, напротив, она могла бы стать союзницей Москвы в ее активных действиях по привлечению на свою сторону крымскотатарского меньшинства через его интеграцию в социально-политическую