Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Жил-был Емеля…
Пятилетний сын устроился на коленях царя.
– Батюшка, расскажи сказку.
– Сказку? – государь взъерошил волосы наследника. День выдался тяжелый, вечер предстоял еще хуже, но сын важнее государственных забот. А те, кто думает по-другому, могут провалиться в тартарары. Царь встретился взглядом с женой, лукаво улыбнулся:
– Сказку? Ну, слушай. Жил-был Емеля-дурак, ленивый-преленивый…
– Опять он на печи сидит! – мать в сердцах швырнула дрова на пол. – Да за что ж мне на старости лет такое наказанье! Старшие – сыновья как сыновья, а этот…
Я вздохнул. Снова-здорово. Ну кто ж виноват, что я такой уродился – ни одно дело в руки не дается. Старшие давно прозвали дурачком, отчаявшись научить хоть чему-то путному. Дрова рубить – так топор то и дело вырывался из рук, норовя вместо полена прилететь по ноге. Пахать – поглядеть на то, какие загогулины выписывает в моих руках соха, сбегалась вся деревня. Не только поглядеть, посмеяться тоже, как без этого. Вот разве что ложки да игрушки мне удавались – братья потом их на ярмарке продавали. Да сказки умел рассказывать – вечно ребятишки сбегались послушать.
– Не сердись, матушка. Видишь, младшие сказку попросили.
– Сказку… А ты и рад – лишь бы с печи не слезать. Сходи хоть за водой, обормот.
Я снова вздохнул – стоило лишь подумать о том, что сейчас придется плестись на лютом морозе к речке, и сразу стало не по себе. А потом еще тащиться обратно с тяжеленными ведрами, а вода будет выплескиваться на штаны, обжигающими струйками стекать в валенки… И деваться некуда – когда мать в таком настроении, перечить себе дороже.
Прорубь обросла широченным ледяным валиком. Я покрутился вокруг так и этак, чуть было не утопил ведро, потом сам едва не плюхнулся в реку. Наконец, справился с первым ведром, аккуратно пристроил его на лед, принялся за второе. И тут же подпрыгнул от грохота за спиной. Выругался, на чем свет стоит проклиная собственную неуклюжесть, обернулся и остолбенел – на льду в растекающейся луже билась здоровенная щука.
– Вот дома-то обрадуются, – восхитился я вслух. – Знатная уха выйдет.
И лишился дара речи, услышав:
– Пожалей, Емелюшка! Отпусти…
– Эт-т-то кто?
– Я, щука. Не губи…
Вот развелось шутничков! Я завертел головой – но вокруг простиралось ровная снежная гладь – не больно-то спрячешься. Неужели чудо? Или просто я спятил окончательно и бесповоротно? Но как ни крути – отправить эту рыбу в котел, а потом ощущать себя людоедом… Я осторожно спустил щуку в прорубь, чувствуя себя круглым дураком и каждую секунду ожидая глумливого хохота за спиной. Рыбина плеснула хвостом:
– Спасибо. Должок за мной – все твои желания выполнять буду.
Желания? Знать бы еще про те желания. Все вроде как у людей: сыт, одет-обут. Есть, конечно, что попросить – так ведь вслух не скажешь, на смех поднимут.
– Ну так что ты хочешь, Емеля?
А, будь что будет, скажу. Ну, посмеется – впервой что ли? Помочь-то все равно больше некому. Когда-то давно дедок, живший в нашей деревне, собирал ребятню, доставал огромную книгу и читал – выдумка то была или нет, не знаю – про дальние страны, про людей в них живущих, про истории, с ними приключившиеся. И с тех пор была у меня несбыточная мечта:
– Читать хочу научиться, – выпалил я, и замер, ожидая заливистого хохота. Как когда-то смеялась матушка, услышав.
– Читать? – странно, но в голосе щуки не было насмешки – лишь безмерное удивление. Я ведь озолотить тебя могу. Книги – дело хорошее, но сыт ими не будешь. А у вас из всего хозяйства – курей десяток, да лошаденка. Хорошо ли ты подумал, Емеля?
– Подумал. С детства мечта у меня, а помочь некому. Братья только о деньгах и говорят – глядишь, когда и заработают, сколько им хочется. Мне и так хватает.
– Странный ты… Денег-то где на книги возьмешь? Дорогие ведь они.
Деньги? Когда дед тот умер, в доме у него целый сундук книг нашли. Непростой, видать, был старикан. Мужики книги на растопку хотели пустить – все равно читать никто не умел – да я отстоял. Волок потом этот тяжеленный сундук через всю деревню, под насмешки да ядовитые поношения матушки – мол, все дети как дети, а этот опять невесть что домой приволок, место только в избе занимает. И с тех пор частенько разглядывал страницы, покрытые причудливой вязью, стараясь хотя бы по редким картинкам догадаться, о чем же история.
– Ладно, – голос рыбы был задумчив – или это мне лишь казалось? – Многая знания – много печали… Но поймешь ты это нескоро. Будь по-твоему, читай сколько душеньке угодно. Да, если еще что захочешь – вслух скажи, я сделаю. Только чтобы полюбила тебя какая девица сделать не смогу. И убивать никого не стану – хотя не похож ты на того, кто такое попросит. Спасибо, Емелюшка…
– Эй, – запоздало удивился я. – А как ты