– В остальном, здесь беды ждать неоткуда, – говаривал дядька, – уж больно райское место.
Вот на этом самом райском месте, в вечерний час и заканчивался очередной рыбацкий день двух неутомимых рыбаков-энтузиастов, которые ради того, чтобы посмотреть на эту красоту, готовы были шагать пешком по тайге тридцать с лишним километров, не считая ста километровой поездки на маленьком таежном мотовозике по узкоколейной железной дороге. И того от ближайшего рабочего поселка их отделяло полторы сотни верст, а до районного центра, где была мало-мальски приличная больница от этого самого поселка было еще два раза по столько.
Но в сторону лирику, вернемся к нашим героям. Поставив последнюю самоловку, рыбаки отправились в избушку, готовить уху и отдыхать. Спать оставалось совсем немного, так как северные июньские ночи были названием риторическим. Солнце, не успев скрыться за верхушки столетних елей, тотчас же стремилось выскочить из-за них в том же самом месте, где закатилось.
Восход и закат отделяли считанные часы. А для настоящего рыболова, которыми дядя Толя и Санек себя, несомненно, считали, было делом чести – не пропустить вечернюю и утреннюю зорьки. Потом можно было хоть весь день спать или купаться на мелководье, но зорьки – это святое.
Однако, природа и биочасы делали свое дело, и спать всегда хотелось, именно, на зорьке. Особенно утренней. И особенно трудно вставал всегда дядя Толя, потому как имел привычку – хряпнуть вечерком под ушицу русской водочки за три шестьдесят две (другие алкогольные напитки он не признавал).
В избушке пришлось делать «невынужденную паузу». Котелок, который был у них и чайником и кастрюлей для приготовления ухи, оказался занят. Пришедший на отдых в их логово Борода (так звали местного грибника и рыболова, промышлявшего на соседнем «Глубоком» озере) с удовольствием воспользовавшись их посудой, готовил из исключительно белых грибов суп.
– Ну, все приехали, теперь нежрамши придется спать ложиться, иначе, точно на зарю промахнем, – вздохнул Санек, глядя на вкусно пахнувший супчик Бороды и зная, что последний ни за что не предложит вместе с ним отужинать. Уж очень прижимистый был этот Борода, татарин по национальности, невесть как оказавшийся в этих местах. Поговаривали, будто он бежал сюда из острога, долгое время скрывался, а потом после очередной оттепели его и искать-то перестали. Сейчас он уже осмелел и мог позволить себе выходить на люди. Зла он ни на кого не держал и был очень спокойным мужичком.
– Че котел-то наш упер, – зло бросил парень, – голодными теперь, что ли, нам ложиться? Ведь не успеем после тебя, зорька уж скоро.
– Э, мальчик, однако, в будке таежников все общее, – протянул татарин, подмигивая дяде Толе.
– Сам ты мальчик, – опять зло бросил Саня, который смерть как не любил этого обращения, воспитывался с семи лет без отца и считал себя с седьмого класса уже