Замысел этой книги возник в конце 70-х годов. Завершив 6-томную серию «В поисках Пути, Истины и Жизни», отец Александр начал писать книгу об апостолах как продолжение «Сына Человеческого», условно назвав ее «Первые сто лет». По мере работы первоначальный замысел получил иное измерение, и книга, уже под новым названием «Апостолы Петр и Павел» (или «Первые апостолы«), рассматривалась отцом Александром как начало новой серии – «Лики святых».
Цель этой серии, по его словам, должна была заключаться в том, чтобы «воссоздать по подлинным документам живые лица подвижников христианства, показать их на фоне эпохи и окружения, выяснить, чему мы можем научиться у них сегодня».
Однако продолжение рукописи было отложено – отец Александр приступил к новой большой работе по составлению «Библиологического словаря», но по завершении его к предшествующей работе вернуться не успел.
Несомненно, если бы не трагическая гибель отца Александра, замысел серии «Лики святых» был бы осуществлен и, возможно, книга об апостолах обрела бы новую авторскую редакцию как первая часть в составе новой серии. Сегодня, учитывая большой интерес к наследию отца Александра, мы публикуем эту книгу, считая ее в некотором смысле работой незавершенной.
Предисловие
Действие Духа в жизни Церкви, многообразные воплощения евангельского идеала, борьба с препятствиями, которые вставали и встают на пути к Царству Божию, постепенное раскрытие Благой Вести в истории – таковы темы этой книги.
Биографический жанр выбран для нее по двум причинам. На примере отдельных судеб легче увидеть, что совершается в недрах всего народа Божия. К тому же, если внимание писателя приковано к целым обществам, он волей-неволей теряет из виду нечто очень важное – осуществление христианства в жизни конкретной личности.
Разумеется, каждый святой был сыном своего времени, среды и культуры, однако он одновременно и возвышался над их уровнем. Состояние народного сознания и нравственности в среднем меняется медленно. Энергия поступательного движения как бы сконцентрирована в творческих гениях, мудрецах и святых. Они опережают современников, неся в себе движущую силу истории духа, то есть подлинной истории. Ведь если бы жизнь людей сводилась только к борьбе за существование, за место под солнцем, за господство одних над другими, она не заслуживала бы название истории и в принципе мало бы отличалась от жизни животных.
Мистик, подвижник, деятельный служитель добра, приобщаясь к мирам иным, утверждая правду, сострадание, любовь, бросают вызов человеку-зверю, придают обществу высшую сверхприродную динамику. Об этом писал Анри Бергсон: с появлением человека биологическая эволюция достигла предела, но на смену ей пришло возрастание духа, которое прежде всего проявляется в этике и мистическом опыте.
Именно поэтому биографии святых имеют всегда актуальное значение. Есть глубокий смысл в том, что Церковь издавна отводила так много места их почитанию и наследию. Этих людей, живших в разных странах и в разные века, порой столь непохожих по складу характера и дарованиям, роднят вера и любовь ко Христу, воля к служению и призвание свидетельствовать о Его Благой Вести. Хотя идущий от них свет есть свет, отраженный от подлинного его источника, Христа, в их лице Он как бы Сам продолжает Свое дело на земле…
Работая над этой книгой, автор намеренно отказался от заглавия «Жития святых». «Жития» – особый литературный жанр, преимущественно средневековый. Возник он в качестве пояснения к Мартирологам (перечням имен мучеников) и церковным календарям. Далеко на всегда составители «Житий» опирались на надежные источники. Там, где были пробелы, их, по законам жанра, заполняли трафаретными легендами. Старые агиографы редко стремились подчеркивать индивидуальные особенности святого. Житие, как и икона, было символичным, носило условный, обобщенный характер. Даже если писатель располагал достоверными сведениями, он ценил их куда меньше, чем современный биограф. В соответствии с требованиями житийной традиции он ставил акцент на общем, иконописном. Характерный пример – инок Епифаний Премудрый. Повествуя о преп. Сергии Радонежском, учеником которого он был, Епифаний сообщает поразительно мало о личности и облике святого; зато мы находим у него немало стереотипных черт, свойственных витиеватым византийским панегирикам. Это вытекало из художественных приемов жанра.
Житийная литература развивалась в тесной связи с фольклором и богослужением. В ней, как правило, не следует искать портрета, образа, «биографии». Тем более нет смысла просто перелагать «Жития» на современный язык. То, что было создано великими агиографами прошлого – Симеоном Метафрастом, Иаковом Генуэзским, свт. Димитрием Ростовским и другими, – не терпит переделок. «Жития» прекрасны именно как законченное церковно-эстетическое целое.
Данная книга преследует совершенно иную цель: воссоздать по подлинным документам живые лики подвижников христианства, показать их на фоне эпохи и окружения, выяснить, чему мы сегодня можем научиться у них (ведь «иконам»