Маленький человек, став инспектором, сразу превращается в гиганта. Инспектор из Санкт-Петербурга выступает, словно колосс, и все вокруг него кажутся скромными букашками, которых он того и гляди раздавит. Ну, а инспектор, назначение которого утвердил самолично Государь Император, и вовсе человек-гора!
Надо сказать, что Вениамин Степанович Гаврилов и без императорского назначения выглядел как гранитная скала: под два метра ростом, крепкий и широкоплечий, а сверх того абсолютно лысый. Его костюм-тройка, рубашка под ним, галстук, ботинки и даже зонтик – всё это было одинакового тёмно-серого цвета. Говорил Вениамин Степанович так уверенно, словно бы опирался на несокрушимую стену из аргументов. Причём когда этих аргументов не было, всё равно казалось, как будто они были, просто ещё не прозвучали.
Вот и в этот раз он уверенно сказал:
– Это, Ефим, убийство. Тщательно продуманное убийство.
И, разумеется, оказался прав.
Для меня эта история началась за день до убийства. Если быть совсем точным, то в ночь на седьмое октября 1908 года. Примерно в половине первого на окраине Кронштадта обокрали дом Фроловых. Добычей вора стало столовое серебро общей стоимостью рублей на сто и скатерть со стола. В ней он, по всей видимости, унёс краденое.
Унёс недалеко. Городовой Матвеев, подоспев на крик «держи вора!», увидел убегавшего от дому мужчину. Догнать он его, к сожалению, не смог, но рассмотреть успел. Вор был невысокий и худой – Матвеев употребил слово «плюгавенький», и никакого свёртка в руках не держал. Более того, с этим серебром он вряд ли сумел бы развить такую прыть. Матвеев-то у нас бегун известный, даже призы выигрывал. Удрать от него с грузом – затея безнадёжная.
Собственно, от него и налегке редко кому удавалось сбежать. В этот раз вору, можно сказать, повезло. Он сходу перемахнул через забор, а Матвеев там замешкался. Ненадолго, но этого времени хватило, чтобы беглец успел скрыться в темноте. Однако, опять же, сигать через забор лучше налегке.
Вот так по всему и выходило, что вор припрятал добычу где-то неподалёку. Отсюда идея с засадой напрашивалась сама собой. Тем же вечером я изложил её Вениамину Степановичу, тот минуту подумал и сказал:
– Действуйте, Ефим.
Я спросил, будут ли какие-нибудь указания, и в ответ услышал фразу, которую мне потом доводилось слышать излишне, на мой взгляд, часто:
– Напоминаю вам, Ефим, что я приехал в Кронштадт для того, чтобы инспектировать вашу работу, а не делать её за вас. Вы ведь, согласно платёжной ведомости, агент сыскной полиции, а не мальчик на посылках. Вот будьте любезны и соответствовать.
Я сказал: «слушаюсь!» и отправился соответствовать.
По правде говоря, жилище Фроловых не выглядело местом, где можно было серьёзно поживиться. Нет, конечно, это была не хибара, а деревянный дом в два этажа, хотя он определённо знавал лучшие времена. К дому примыкал маленький дворик. В нём были туалет, колодец и дровяной сарай с покатой крышей. Её я и выбрал в качестве наблюдательного пункта.
С крыши был отлично виден вход в дом, весь двор и часть улицы поверх забора. Сам забор изрядно покосился и местами держался опираясь исключительно на сорняки, которые вымахали с него ростом. Бороться с ними тут было некому. В домике обитали две сестры-старухи – обеим далеко за девяносто – да племянница их Катерина двадцати лет отроду. Девушка была симпатичная, но такая худенькая, что я совершенно не представлял её с косой в руках. Она, судя по сорнякам, тоже.
Зато я очень хорошо представлял себе, что именно легкомыслие девушки навело преступника на дом. Матвеев описывал его как прилично одетого человека: костюм, галстук, который на бегу выбился наружу, начищенные до блеска ботинки. Последнее городовой заметил, когда тот перемахнул через забор перед самым его носом. Такой человек больше походил на гостя, чем на вора.
Правда, сама Катерина визит ночного гостя с жаром отрицала, однако её горячность убедила меня в одном: он был для неё человеком не случайным, и девушка всё ещё надеялась на возвращение вороватого визитёра. Я не стал её разочаровывать, тем более что и сам на это рассчитывал.
Едва стемнело, я устроился на крыше. Трое городовых, получив строгий наказ без команды носа не высовывать, прикрывали меня с улицы, не оставив вору ни единого шанса на повторное бегство.
Вскоре после полуночи в дверях появилась Фёкла Ильинична, младшая из двух сестёр. В руках она держала лопату.
– Ну и ну, – не удержавшись, прошептал я, после чего мысленно поздравил себя с быстрым раскрытием дела.
Воровато оглянувшись по сторонам, бабка засеменила к забору. Я подобрался. Спустя час выяснилось, что поздравления были преждевременны. Бабка прошерстила все сорняки вдоль забора от угла дома почти до самого сарая, но без видимого результата. Наконец терпение у неё лопнуло – от моего к тому времени тоже мало что осталось – и, бросив в сердцах лопату на землю, старуха ушла обратно в дом.
Я разочарованно вздохнул и уставился в ночное небо. По небу плыли тучи, похожие на тени огромных аэростатов. Сами аэростаты,