– Ну, Вам виднее, Вам виднее, – с неуверенностью в голосе, наливая себе следующий бокал вина, прошептал Чардынин.
Глава 4
«За каждую слезу по капле крови»
Евгений Францевич ворочался в плетеном кресле, стоящем на сценическом помосте. В одной руке он держал чашку с уже остывшим кофе, в другой – несколько листов бумаги и внимательно что-то читал. Я, пройдя утомительную процедуру переодевания и нанесения грима, выскочила из своей гримерной, и, умело лавируя между рабочими, создававшими новые декорации будущей сцены для фильма, подошла к Бауэру. Евгений Францевич, видимо, услышал шорох юбки моего платья и сначала перевел взгляд на ноги, а потом медленно, как бы оценивающе, перешел на само платье и, в конце концов, на мое лицо.
– А, Верочка! – с восклицанием произнес Бауэр и тут же поправил, – Вера Васильевна!
– Вы хотели меня видеть, Евгений Францевич?
– Ах, да, да. Хочу посоветоваться с Вами о ваших действиях в этой сцене, – спешно ответил Бауэр и добавил, – давайте пройдемся, я хочу Вам сейчас все рассказать. С этими словами на тот момент уже известный режиссер российского кинематографа Евгений Францевич Бауэр, взял меня за руку, и мы вышли в центр павильона.
– Вот здесь поставим камеру. Общий план. К этим кушеткам вы с «мамой» – госпожой Хромовой – подойдете из глубины кадра и сядете на них. Мама – на эту, а Вы – на эту… – Евгений Францевич ожил и начал бегать по уже выстроенной сцене, показывая руками и всем телом, что я должна делать во время съемок. Он продолжал:
– Присели, потом мама берет Вашу правую руку в свои руки. При этом Вы печальны. Ведь только что, во время танца с князем Бартинским, он произнес заветные для Вас слова: «Ты будешь моей… ты моя… моя», и Вы не знаете, что делать… Вы его тоже любите, а вышли замуж за другого, нелюбимого! Все это вырывается из Вашей груди, и Вы решаетесь поговорить с мамой. Поговорить откровенно!
Пока Бауэр носился по сцене, я, как маленькая девочка-гимназистка, молча стояла и наблюдала: то смотря на него, то на обстановку декорации комнаты, где будет происходить это действие. Евгений Францевич очень любил шикарно обставленные интерьеры. Для этого кадра он подготовил комнату с дорогой мебелью и высокими комнатными растениями. Окна были оформлены вычурными декоративными решетками, а на заднем плане виднелись круглый деревянный столик с настольной лампой и статуя греческой богини. Одним словом, все это создавало впечатление нагромождения дорогих вещей, собранных в одном месте без всякого эстетического вкуса. Именно этим часто страдали все наши великосветские салоны и имения. Тут Бауэр не отошел от правды.
– Я все поняла, Евгений Францевич, – тихо произнесла я и села на кушетку, на то место, которое мне указал режиссер. Бауэр метнулся к месту расположения камеры, сложил пальцы обеих рук в прямоугольник и внимательно начал всматриваться сквозь него, как бы создавая