Крещение, 06
А. Таврову
Мир стал маленьким как чулан:
заигрался ребенок – заперли на замок.
Вот-вот двери откроют и хлынет свет,
Но никто не приходит. Там никого нет.
Вообще никого нет.
Холод вселенский,
где царствует Господь Бог.
Он берет твое сердце бережно как слуга,
разговаривает голосом царя.
«Непосильною ношей оказались Мои дары.
Свинцовою ношей стало Мне сердце твое.
Вы выбираете легкость, а не простоту.
В холщовых рубахах блуждающие огни.
Я вам скажу:
Еще несколько дней назад
вы были родственниками небес.
Вы предпочли взять душу, отринув дух.
Сами себя заставили быть людьми».
Первый исход
Мы разошлись от башни,
уныло понурив головы,
наши лица превратились в морды.
Разочарования не было,
потому что у каждого в глотке
испуганно ворочалась незнакомая речь.
Дул cеверный ветер.
И некоторые из нас пошли на Север.
Иафет и Хам – прородичи Хельвига.
У лошадей были длинные хвосты,
они разметали буквицы алфавита
сначала в песке, потом в снегу.
Мы чувствовали содеянного горб,
каждый был горбат куполами.
Вещественные, мы растаскивали вещь.
Женщины поднимали восстания,
но голод заставлял их молчать,
когда они видели пирамиды адитов.
Финтан, сын Бохра, хохотал на вершине горы,
когда наше войско шло по горло в воде.
Мы считали его смех смехом Всевышнего.
Врага мы встретили на островах,
и после переговоров поменялись оружьем.
Мы поразились, что говорим на одном языке,
а мы не могли говорить на одном языке.
Капище
В один из пасмурных дней
тебя за руку возьмут.
Между круглых камней
по полю поведут.
В холоде голых стволов
будут гнуться леса.
В поле мёртвых голов
омертвеют глаза.
Ты в небо волком завыл —
и на три года ослеп,
но солнце остановил,
чтобы вырастить хлеб.
Не вымолвить языком,
всё, что придёт на язык:
как гнева твердеющий ком,
слагался в Господа лик.
И сонмы круглых могил,
что скатились с холмов
стали прахом черных светил,
и нездешних псалмов.
Когда станут ножи холодней,
жатвы первым трудом,
между круглых камней
мы кругами пойдём.
Помазание Хельвига
Крытый крыльями птиц горбатый дворец,
над обрывом реки, кишащей лососем,
ронял со своих куполов лебединый пух
в часы вожделения Широкобёдрой Мэдб.
Её истерзанный рот яблоком красным набух
от любви – готовым вот-вот лопнуть
и разлетевшись кровью, спустить на народы псов.
Она ставила города на могилах отцов.
Горящие уголья неистёршихся костылей, —
это всё, что она видела в радостном полумраке,
умножая присягнувших её мельничным жерновам
жаждущих чудотворной власти воителей.
Их дыханье напоминало дым торфяника,
И спотыкаясь один за другим, они падали
в гущу колыхающегося мёда и тонули в нём,
стараясь схватиться за рыжую гриву её волос.
Их тени скользили по ней как облака
над полыхнувшими северными островами.
Хельвиг плыл вместе с ними, и детской рукой
привычно искал мамкину грудь.
Ты ещё не убийца, мой мальчик, говорила она,
Но не будь таким надменным.
Она ласкала его так, словно наматывает
его