Еще волна, с заката на восход, восходит, катится, к твоим следам привычна, к стопам приучена; в полдень здесь гуляют рассудительные чайки; под туей у цыган из Слоки стрелка с Богом. Есть дрова, есть ракушка, есть ваза; есть большая лодка, вытесанная мечами.
Юный Клав теперь поэт.
Твоя дочь в разводе.
Ты не поверишь, Юрис Куннос теперь поэт.
1993 – 1999
«поколение новых волков в кровавом угаре…»
поколение новых волков в кровавом угаре
что ты плачешь и что ты все тянешься к выпитой чаре
лучше вытянись в струнку и с ними беги глядя в оба
снова месяц носат и рогат воем стаи гонимый
ты в русалочьем бархатном свете проносишься мимо
гроба сугроба гроба сугроба гроба
у волков и клыки есть и зубы что видимо клево
мы застыли как свайный фундамент а дело-то плево
поезд волком кружит нет волчонком на самом-то деле
только ты человече не в масть и не этой породы
что конечно понты по сравнению с вечной природой
да к тому же славно сбиваешь коктейли
волки сгрудились в кучу хвостами сплелись будто в сказке
ищут брошенный плащ приближаясь к кровавой развязке
когда в утренней мгле от стволов вороненые тени
вот рассеется дым но флажки лишь подымутся выше
ты вернувшись обратно в свой миф спиною услышишь
пенье сопенье пенье сопенье пенье
«ты слегка раскоса и бровь как шрам…»
ты слегка раскоса и бровь как шрам
губы вишневы полуоткрыты и клейки
раскованные штучки выдаешь за монашеский шарм
чужим ощущениям чинно натирая коленки
цепь предчувствий наматывается на ура
лес в отношении нас непредубежденно дивен
день детерминирован но вечер сведет по па́рам
и в этом я предощущаю звено серо-синий ливень
у той что слегка раскоса веко дрожит как больной компьютер
вишневые полуоткрытые сладкие темно-красные
из нее получится нежный и ласковый зверь
и в самом настоящем соку ананасовый кактус
«и мы идем по улице Стрелниеку…»
и мы идем по улице Стрелниеку
в полусумраке как фантомы
от асфальта и до асфальта булыга
слизко
таки не брусчатка
даже не шведский лососевидный колотый но все-таки
может все-таки в этом варианте бреду я один
со свертком в левой руке а в нем на обмен пустой фолер
к Зинке бреду за круткой
за 50 сантимов
(пусть их! кому там приходится круто)
знаю в курсах в
парке совещание
сегодня уже одна или же один
сегодня уже причащались
соотв. холодные пятки, откинутые копыта, на веках монетки
(пристреленных лошадей курирует д-р Боткин)
в полусумраке как фантомы
стопарик у меня в кармане пробочка всегда наготове
от асфальта и до асфальта слизкая булыга искрится
как Лета или как Стикс
и мы идем и идем вверх по Стрелниеку
фантомы за нами тащатся вниз
«последняя водка года…»
последняя водка года
сладкая мятная «южная»
жалко закусь горчит по ходу
тротуар декорирован лужами
тьма на убыль и это зачетно
жалко телефон отрублен
разговора! советчика! к черту
кто из нас данномоментно гоблин
продавщица – простая душа – мол – кто же
ба, вас тогда не случилось на свете
луч смеха снимет с луковицы девятую кожу
луч смеха сможет исключить «нет»
ведь славные биндюжники с Молдаванки
кефаль под «южную» прикусывали как-нибудь
выучись жизни сладкой
при случае горькую тешить губу
не диво, что обнаружилась пастельная оба-на
женка последняя с берега Понта Эвксинского малость
мы медвяный вереск под