– Больше в долг водки не дам. Иди, Яков Степанович от греха подальше!
– Но-но, я жалованье получил, право имею, – запротестовал вновь прибывший. Он решительно подошел к игорному столу и, довольно потирая ладони, предложил:
– Ну, господа, сыграем по-крупному? А, Тит Осипович?
– Отчего не сыграть, сыграем, Яков Степанович. Только глядите, чтобы у вас было чем расплачиваться за проигрыш, а не так как в прошлый раз. Если помните, вы едва ли не по копейке карточный долг отдавали, – неохотно ответил ему торговец мукой.
– Но, но, не дерзи офицеру, – грозно прикрикнул задиристый Яков Степанович и жадно посмотрел на новенького. Николас только пожал плечами в знак согласия.
Яков Степанович залпом выпил стакан водки, поднесенный ему по заказу половым, и игра началась. Вскоре молодой лорд Трентон убедился, что перед ним алкоголик и заядлый картежник. Кудрявцев играл не только бессистемно, но и бездумно, его глаза все больше разгорались лихорадочным блеском, проигранные деньги он отдавал, не считая, и при этом пил алкоголь словно воду. Напрасно Петрович и сотоварищи Кудрявцева по службе пытались, невольно жалея этого пропащего человека его остановить, – все было тщетно. При нажиме Яков Степанович артачился еще больше. Он был уверен, что вот-вот Фортуна повернется к нему лицом и словно из рога изобилия отсыплет ему крупный выигрыш. Он шумел, заставлял партнеров заново раскладывать карты и угомонился только тогда, когда убедился, что все принесенные с собой деньги им проиграны. Тогда Яков Степанович со всего размаху сел на свой жесткий деревянный стул, и горестные пьяные слезы потекли по его щекам. Николас, потеряв к нему интерес, начал спокойно считать выигранные деньги, а трактирщик, подойдя к рыдающему Кудрявцеву, укоризненно произнес:
– Что, Яков Степанович, добился своего? Говорил же я тебе, говорил, – не послушался ты меня. Ну, иди теперь домой, все равно тебе играть больше не на что.
– Как это не на что? Я Лику поставлю на кон! – Кудрявцев снова вошел в раж и громко возвестил: – Господа, кто хочет жениться? Моя дочь-красавица против ваших десяти тысяч рублей. На меньшую сумму я не согласен.
Трактирщик только безнадежно махнул рукой. Разговоры сразу умолкли, а Николас быстро поднял голову, забыв о деньгах. Зато он вспомнил, что у него давно не было женщины. И если что и ценилось на суровом Севере больше золота и денег, то это были представительницы слабого пола, которых так остро не хватало европейским поселенцам. В Ново-Мариинске на две тысячи мужчин приходилось едва ли более ста женщин, да и то половина из них были