«Эх, мужики, мужики! – грустно думал Никита. – Ну куда вас несет? И где вы остановитесь? – Не помнит Никита, чтобы солдат отказался стрелять в мужика-бунтаря. Присяга. – Всех расколотят, скольких еще детей осиротят». Никита тронул рукой золотой нательный крест, подарок бунтаря-офицера, которого Никита с друзьями провожали в Сибирь, за душевность солдатскую и подарил. Никого не винил, что гонят в Сибирь. Только иногда говорил: «Дурни мы, позвать бы за собой мужика – не устоял бы Николай Романов…»
Никита был облит огнем пожарища. Дом урядника стоял на отшибе, пожар не мог переметнуться на другие дома, но Никита хмурил брови, будто пытался найти брод в этой сумятице, но его не было.
– Други, расходись и вооружайсь! У кого есть кони, все на конь! Расходись! – Наклонился к Феодосию, тихо сказал: – Братуха, будем биты; может, смогем остановить народ?
– Нет, пустое, и этот бунт, даже будем биты, все лишний вершок к воле – капля на голову неразумного царя, – ответил Феодосий, ушел выбирать коней для себя и командира-атамана.
Прискакала Марфа на пузатой кобылице. На плече дубина, как бревно. Митяй тоже хотел идти бунтовать, но Марфа его осадила:
– Сиди дома! За детьми досматривай, хозяйство блюди – може, нескоро вернусь, а може, совсем не вернусь. А потом, тебе могут на войне очки разбить, где другие возьмешь?
– Я их тесемками подвяжу – не спадут.
– Молчи! В лоскуты испорю!
Митяй остался дома.
– Дядь Никита, не ходите с ними. Они бунтуют от голода и нужды, а у вас пенсия, кресты. Все ведь сымут, пропадете, – говорил Андрей.
– Плохой ты советчик, Андрей. Мне в кустах сидеть не след, народ на росстанях бросить – не дело. А потом, за урядника с меня так и так кресты и пенсию снимут. А ты пойдешь с нами или нет?
– Нет, бунт не божье дело.
– А Ефим-то Жданов идет. Он дрался на нашей стороне – знать, припекло?
– Это его дело.
– Ты, Андрюха, вставай-ка в голову парней, да проследите за деревней, чтобы зубинцы нас не подожгли, – тронул Ефим Андрея за плечо – Собирай погодков, вас пока втравливать в бунт не будем.
– Но ить… дядя Ефим, дело-то не божье?
– Все, что от люда да от души, то божье, – посуровел Ефим Жданов.
Иван Воров, который уже держал мякининского жеребца под уздцы, потеребил свою бороду-лохматень, усмехнулся.
– Благословляю, ежели что, и на бой, держитесь! – перекрестил Жданов Андрея.
Ослушаться своего наставника Андрей не посмел, собрал парней и по совету Никиты расставил их по всей деревне. Часовым запретил спать.
Бунтари ушли на Оханск. Андрей и Степан Воров проверяли посты. Андрей думал: «Убит Варин отец, в смерти его виноваты Силовы, через Никиту началась драка. Отвернется теперь от меня Варя. А потом как ей в глаза смотреть?» В голове звон, дышалось тяжело, будто перед грозой или в подземелье демидовских штолен. Убежать бы в степь, на угорья, упасть бы на травы и все