– А как вы думаете, что будет мне за это?
– От кого?
– Да, от заинтересованного лица. От самого!
– Ну, это еще не так скоро.
– Скорее, чем вы думаете.
Приятель Соловьева, рассказавший мне это, и сам тоже немного мистик, подобно всем верующим людям, добавил потом не без волнения:
– А заметьте, однако: через несколько месяцев после этого вопроса нашего Владимира Сергеевича не стало: точно кто вышиб этого крестоносца из седла.
– Для характеристики почившего писателя, – продолжает В. Л. Величко, – вопрос о конце мира представляет особый интерес. Уже несколько лет тому назад он высказал глубокое убеждение в том, что последние времена близки. Главным признаком этого он считал современный фазис философской мысли, которой, будто бы, мудрено сказать что-либо действительно новое. В остальном, – в головокружительном техническом прогрессе, наряду с успехами анархии и буржуазным очерствением человечества, – он усматривал признаки, предсказанные Апокалипсисом.
Ему возражали, что Евангелие еще не принято всеми народами, а потому человечество, очевидно, не созрело до конца времен. Он отвечал, что условием этого последнего согласно Писанию, будет не принятие, а лишь проповедование Евангелия всем народам, – а это, мол, уже почти завершено, так как нет неизведанных уголков земного шара, где бы не побывали миссионеры… От одного известного геолога и почвоведа я слышал однажды и передал Владимиру Соловьеву возражение, что с точки зрения геологической земля, мол, не готова для предсказанной Писанием катастрофы. Почивший мыслитель расхохотался:
– Мы – не рабы, а господа земли. Что годится для эволюциониста, то мне кажется пустяками. Представь себе, что четверо почтенных людей играют в винт, а в это время начинается пожар в квартире; неужели они скажут: не время, рано еще, мы не кончили последней партии?.. Для решения вопроса о кончине мира степень “зрелости” земной коры имеет не большее значение, чем партия винта.
Владимир Сергеевич признавал мечты о всеобщем прогрессе и т. д. небесполезными с точки зрения подъема человеческой энергии, но сам-то считал это вздором, противоречащим христианскому учению, которое находит, что мир “лежит во зле”…
Мысль о близости всеобщего конца с каждым годом все более охватывала почившего мыслителя, высказывал он ее все более резко и нервно.
«Наступающий конец мира веет