– Он тебе нравится?
– Не твое дело.
– А что в этом доме мое? Заряжаться? Вытирать пыль, мыть полы, посуду?
– Павл!
– Слушаюсь, госпожа.
Трансформация сопровождалась длинным и укоризненным вздохом.
На нее снова смотрел другой. И поле в квартире изменилось, завибрировало незнакомыми эмоциями. А взгляд такой, какой ее робот никогда не смог бы сымитировать, – удивленный, раздраженный, делано-безразличный. Все потому что где-то очень больно внутри.
Она видела, как стоящий перед ней человек привычно старается защититься от того, что не понимает, боится снова испытать страдания – вероятно, сейчас Эмия ему снится. Или чудится в мыслях, и он не понимает, зачем и почему.
– Привет.
Павл зажал Дарину и рот, и мимику, и движения.
– Помнишь меня?
Во взгляд прокралась дерзкая, но почему-то грустная улыбка – мол, помню, только «что толку?»
– И я тебя помню.
Чужое для него тело, чужие глаза, прикинувшиеся его собственными – Дарин глядел на Эмию словно давным-давно запертый в клетке зверь, чья шерсть давно свалялась. Зверь, который давно отвык от вкусной еды и свободы, покорился судьбе и теперь лежал в дальнем углу, ожидая кончины.
– Не грусти, слышишь?
Она коснулась своими пальцами теплой мужской руки, ободряюще сжала ее.
Павл смог блокировать многое, но все же незнакомый ей доселе запах мужской парфюмированной воды пробрался наверх вместе с аурой. Эмия приблизилась к мужскому лицу и вдохнула запах кожи – другой, человеческий, едва уловимый. Моментально вскруживший ей голову тем, что был другим, запретным здесь.
– Скажи, а я тебе нравлюсь?
Сквозь зрачки мелькнуло раздражение Павла.
А Дарин смотрел на нее иначе – как на торт, который он никогда не попробует и который давным-давно перестал хотеть. Зачем травить душу чувствами, которых не испытать?
– Ты любил когда-нибудь?
Он схлопнулся болью и раздражением – отстань с дурацкими вопросами.
– Хочешь попробовать? – не отставала Эмия. – Хочешь? Вместе?
Никогда она не видела такого взгляда – тоскливого, усталого, совсем на самом деле не злого. Просто Дарин давно перестал верить в чудеса, еще с интерната.
– А хочешь, я приду? – Эмия чувствовала, что не может сглотнуть ком, вставший в горле. – Приду на самом деле?
И вдруг почувствовала, как ее пальцы порывисто сжала мужская рука, – хочу, приходи.
Павл взбрыкнул, как пришпоренный в области паха бык:
– Вот же какой… упертый! А сила воли! Пробился через защиту, руками задвигал! Да меня из-за него пожизненно деактивируют…
Робот стал собой, но его вид отчего-то стал Эмии неприятен.
– Умолкни.
– Я, между прочим,…
– Два часа полного молчания!
Она вдруг приняла решение. Дурацкое, спонтанное и, вероятно, самое глупое за все время пребывания в Божественной