Лазло подрос.
Счастливчиком его не назовешь, но могло быть и хуже. Среди монастырей, которые принимали найденышей, один был известен своими ритуальными самобичеваниями. Другой выращивал свиней. Но Земонанское аббатство славилось скрипторием. Мальчиков с детства учили переписывать – но не читать, этому приходилось учиться самостоятельно, – и тех, кто обладал хоть какими-то навыками, производили в писари. Навыки у Лазло имелись, и он бы провел за этим занятием всю жизнь – ссутулившись над столом, вытянув шею вперед, а не вверх, – если бы однажды братья не занедужили от несвежей рыбы. Это была удача – ну или же судьба. В Великой библиотеке Зосмы ждали получения манускриптов, и Лазло поручили их доставить.
Обратно он не вернулся.
Великая библиотека – не просто хранилище книг. Это крепость поэтов, астрономов и мыслителей различного толка. Она охватывала не только огромные архивы, но и университет, а также лаборатории и теплицы, медицинские аудитории и музыкальные залы, и даже астрономическую обсерваторию. Все это обосновалось в бывшем королевском дворце после того, как дедушка нынешней королевы построил новый роскошный дворец на Эдере и подарил старый Гильдии ученых. Он тянулся вдоль всей вершины Хребта Зосима, который торчал из Зосмы как акулий плавник и был виден за сотни километров.
Лазло пребывал в благоговении с той самой секунды, как прошел через ворота. Когда он увидел Павильон раздумий, у него отпала челюсть. Так грандиозно прозвали бальный зал, в котором теперь находилась библиотека философских текстов. Двенадцать метров полок тянулись к изумительному расписному потолку, а кожаные корешки книг сияли всеми оттенками драгоценных камней, сусальное золото блестело в свете ламп как глаза животных. Сами лампы представляли собой сотни идеально отполированных сфер, свисающих вниз и излучающих чистое белое сияние, которого Лазло никогда не видел в аббатстве, освещаемом грубыми красными камешками. Мужчины в серых мантиях передвигались от полки к полке с помощью лестниц на колесиках, и казалось, что они парят в воздухе; свитки развевались позади них как крылья.
Из такого места уйти невозможно. Лазло был как странник в зачарованном лесу. Каждый шаг вглубь околдовывал его сильнее предыдущего, и он брел дальше, из комнаты в комнату, ведомый инстинктом, вниз по потайной лестнице на подуровень, где книги, которые не тревожили годами, покрылись толстым слоем пыли. Он потревожил их. Казалось, будто мальчик пробудил их, а они пробудили его.
Лазло было тринадцать, и он уже давно не играл в тизерканца. Он вообще перестал играть и не выходил за границы дозволенного. В аббатстве он стал просто очередной фигурой в сером одеянии, которая слушала приказы, работала, молилась, воспевала, молилась, работала, молилась и спала. Мало кто из братьев еще помнил о его буйном прошлом. Казалось, будто вся дикость покинула мальчика.
На самом же деле она просто ушла в подполье. Истории жили внутри него – каждое слово, которое молвил брат Сайрус. Лазло