Наследуя семейные идеалы, она в 17-летнем возрасте уходит добровольно сестрой милосердия на русско-турецкий фронт.
Там же встречает Октябрьскую революцию, вступает в Красную Армию. Военная судьба была благосклонна к ней. Пройдя сквозь четыре войны, заканчивает боевой путь в Праге гвардии капитаном.
По воспоминаниям однополчан ей были свойственны бесстрашие и товарищество.
Биографическая линия её жизни связана с художественной литературой.
Первая большая книга о гражданской войне «Огненный путь» получила поддержку Алексея Максимовича Горького.
В письме к Л. А. Аргутинской Алексей Максимович Горький писал: «Надо видеть себя в ряду своих героев и чувствовать себя не только их верным товарищем, но – немножко – и учеником, ибо каждый из нас – ученик множества людей».
Слова великого писателя указали на взаимодействие реального и символического, раскрытие которого составило ведомую ей творческую задачу.
Второе крупное произведение «Страница большой книги» – уникальный лирический репортаж о становлении нового общества в Казахстане; было отмечено международным писательским сообществом. Немецкий автор того романтического времени писатель Эгон Эрвин Киш назвал книгу лучшей работой в Европе в области журналистики. Не случайно книга оказывается в числе книг, которые были во времена гитлеризма сожжены в Германии.
В конце 30-х годов Л. А. Аргутинская публикует очерк о героине гражданской войне Татьяне Соломахе.
В 1941 г. этим именем называет себя Зоя Космодемьянская.
Мать Зои Л. Космодемьянская вспоминает в своей «Повести о Зое и Шуре» о незабываемом впечатлении, которое произвел на Зою очерк Л. А. Аргутинской. Это была высшая оценка её эмоционального труда.
Писатель выбирает героев. Выбор осмысляется метафорами собственной жизни, строем души.
Книги, помогающие «остановить мгновенье», составляют предмет проникновения в скрытое.
Глубина проникновения зависит от взаимодействия литературного и биографического.
В день, когда Зоя на допросе назвала себя Таней, Люся Аргутинская воевала поблизости, на ближних подступах к Москве.
«Повесть о любви и ненависти», «На севере Ладоги», «Земля в крови», «Пламя гнева», «Крылатые люди» – книги, в которых раскрывается повседневная этика личной отваги, подготавливающей подвиг должного…
«Детские годы в Тифлисе» – произведение, созданное высокой душой.
Повествование ведется от имени 12-летней девочки Нины. Это и есть Елизавета Александровна Аргутинская-Долгорукая (Люся Аргутинская), принявшая имя любимой сестры Нины. Сама же Нина Аргутинская-Долгорукая (моя мать) выступает под именем Ляли.
Такой литературный прием даёт свободу анализу, предвосхищать, истолковывать характеры героев.
Книга «Детские годы в Тифлисе» написана просто и точно. Исторические факты выверены по источникам. Хроника семьи проработана на семейных советах.
Но это не просто воспоминание – исповедь, энергия личного опыта, эмоциональное воскрешение смыслов событий.
В книге слышится аксаковская печаль, светлое поминание родителей, родного крова.
Поучительна историческая связь между литературными и бытийными границами характера юной княжны, вступающей в бурные времена военных, духовных и социальных испытаний, требующих стойкости и благородства. С 1948 года по год смерти в 1968 году Л. А. Аргутинская жила в деревне Дуни-но близ Звенигорода, по соседству с М. М. Пришвиным. Была дружна с Валерией Дмитриевной Пришвиной.
В доме Пришвина жили в свое время Вера Фигнер и народоволец академик Бах, с которыми тесно сотрудничал мой дед князь Александр Михайлович Аргутинский-Долгорукий.
В дунинском доме – её последнем духовном приюте Л. А. Аргутинская обратилась к осмыслению событий, связующих пласты исторического времени.
Москва, Лялин переулок.
2016 год
Ян Вильям Сиверц ван Рейзема
(А. И. Аргутинский-Долгорукий),
академик РАЕН, кандидат исторических наук
Глава 1
Ночь. В доме тихо. Крупные капли дождя бьются о стекло в потолке.
Вспыхивает молния, и тогда открываются стены с пестрыми обоями, камин в углу, стол с игрушками, комод, пустая нянькина постель с откинутым в сторону одеялом.
Куда же девалась нянька?
От ударов грома вздрагивают стены. Становится страшно. Чтобы не закричать, ныряю с головой под одеяло.
Кричать нельзя – в дальней комнате: больная мама.
Съежившись, прижимаю колени к подбородку. Лежу, боясь шевельнуться…
Вот уже гром доносится издалека. Снова тишина.
Врываются торопливые шаги, встревоженные голоса. Что-то с грохотом падает в столовой.
Сквозь