Попутчиков на Алтае берут всегда, кто бы ни голосовал, подвозят – закон такой. Сегодня ты не подвезёшь – завтра тебя в пятидесятиградусный мороз никто не подберёт на пустынной дороге. Аркадий об этом вспомнил, только когда заглох мотор. А ведь километров десять назад тормозил какой-то бродяга. Бомж – не бомж, а доверия не вызывал. «Подбери такого – салон не выветришь, дорогими ароматами не отобьёшь застарелый запах перегара, махорки и немытого тела», – подумал Аркадий и не остановился. А сейчас вот стоит сам на обочине и машет рукой – хоть бы один притормозил! Здоровенная фура промчалась по тракту, даже не сбавив ходу, пустой лесовоз тоже прогромыхал мимо. Обычно лесовозы останавливаются, даже гружёные, а тут пустой – и мимо. Аркаша злился – ночевать на дороге не очень хотелось, тем более что до цели оставалось минут тридцать быстрой езды. Ехал на туристическую базу, где его ждали, но на звонок с просьбой привезти бензина ему ничего внятного не ответили. «Перепились уже», – подумал незадачливый автомобилист, готовясь к незапланированной ночёвке под открытым небом.
Спать в машине не хотелось, звездное небо чашей накрывало горы, воздух тёплый, в тайге ухает филин – давно такого не было. Вся его жизнь – города и дороги, вокзалы и аэропорты, гостиницы и рестораны, иногда камеры в тюрьмах… Он хмыкнул, подумав: «Кто знает, может, оно и к лучшему, что машина заглохла? Когда ещё выпадет случай так вот, тихо, спокойно подумать о делах». Время сейчас такое – стремительное, страшное время, но для него оно, что манна небесная с неба. Кто-то растерялся, кто-то потонул, но он – Аркадий Цапиков – на коне!
Аркаша усмехнулся, подумав, что из собравшихся на базе нет ни одного, кто хотя бы на миг оторвал башку от салата и задумался над тем, что происходит в стране. А у него жизнь удалась! Удалась… почти. Не беден, чего прибедняться, но и не богат – особо хвалиться нечем. Как на велосипеде: пока крутишь педали – катишься, а вот куда прикатишься?.. Так и у него жизнь – пока вертится, вроде бы барин, а не дай бог остановиться… «А вот остановиться действительно не дай бог, – подумал Аркадий, – свои же утопят»…
Стемнело. Быстро, как это бывает в горах – вот только светило солнце и вдруг темнота, стоило светилу скрыться за вершинами. Не бывает в горах сумерек, тут либо свет, либо тьма – без переходов, полутонов, полусвета…
Аркадий нашарил в багажнике фонарь – батарейки, к счастью, рабочие, осветил вокруг. Собрал хворосту, разжёг костерок, присел рядом. Раскрыл пакет с продуктами – хорошо, закупил для общего стола. Выложил на газету булку бородинского, ржаного, снял с колбасы пластиковую упаковку, порадовавшись, что взял в нарезке – нож куда-то запропастился – и, нанизав на прутик пластинки сервелата, поднёс его к огню…
– Христа ради… – послышалось из темноты. – Мил-человек, Христа ради, хлебушка. Столько хлебушка не видел, настоящего хлебушка – русского, печеного, поделись, будь мил!
Аркадий дёрнулся, от неожиданности выпустив из рук импровизированный шашлык. На лету успел подхватить прут и тут же отшвырнул в сторону, обжёгшись.
– Чёрт! – воскликнул он, жалея испорченный ужин.
– Спасибо, мил человек! Ох, спасибо! – донеслось до него.
Аркадий схватил фонарь и направил луч на голос.
– Вот бомжара!!! – разозлился он, узнав мужика, недавно голосовавшего на обочине.
Человек, не обращая внимания на свет, ел. Ел поджаренный сервелат так, как едят величайшую святыню – откусывал маленькие кусочки и долго, тщательно пережёвывал, смакуя каждую крошку. Аркаша усмехнулся: вот ведь говорят всегда старики, что если дал Бог попутчика, надо брать. Помнится, на зоне старик, полжизни просидевший за убийство, рассказывал, что никогда не знаешь, насколько Бог дал попутчика – на час, до места доехать, или на всю жизнь. Не хотел бы он такого вот на всю жизнь в спутники заиметь, удача, мягко говоря, сомнительная. На вид бомжу лет пятьдесят – пятьдесят пять, хотя мог и ошибиться, борода всегда старит. Борода у мужика солидная, окладистая. Бывший поп? Нет, вряд ли, хотя речь очень уж специфическая… И одет странно: брезентовый плащ почти до пола, из-под него выглядывают сапоги неопределённого цвета, на голове фуражка с треснутым, отсвечивающим лаком козырьком. Словно из фильма про двадцатые годы выпрыгнул – не то пастух, не то пограничник?
– Тебя как кличут-то, мил человек? – спросил бомж.
– Зови Ваней, не ошибёшься, – зачем-то соврал Аркадий.
– А хлебушка, Ваньша, у тебя, случаем, нет?
Он облизал прут, отложил его в сторону, с сожалением вздохнув, и тут же вцепился голодным взглядом в продукты, разложенные на газете.
– Да ты совсем обнаглел, старик! – Аркадий отметил, что возмущения почему-то нет, и хохотнул – беззлобно. Ситуация его развлекала.
– Не