***
Отец оживленно командовал дворовым, укладывавшим сундуки на задок саней. У него был вид человека, спихнувшего с себя непосильную ношу. Маменька суетилась, прося покрепче вязать поклажу. Маша помогала маленькой Оленьке застегивать шубку.
– Александр, ты еще не собран? – погрозил мне отец. – Давай скорее. Через полчаса отправляемся. В санях поедешь или верхом?
– Верхом? – не понял я. – Вы решили взять еще лошадей?
– Ах, ты же ничего не знаешь. – Он обнял меня за плечо и тихо стал говорить: – Мы с матерью посоветовались… У нас теперь будет доход с имения, да с мануфактуры. Вот, решили снять дом побольше. Ну, а к дому нужен выезд. У нас теперь будет свой выезд…
– Свой? Здорово! – обрадовался я, но тут же спросил: – А кто будет конюхом?
– Найдем конюха. Экая проблема!
– Папенька, давайте Степана возьмем, – тут же нашелся я. – Лучше него никто не справится. Да и человек он – ладный.
– Степана? – отец призадумался. – Пожалуй, ты прав. Но если Зигфрид Карлович приболеет, кто за имением следить будет?
Я недослушал и побежал на конюшню. Как раз, Заречный выводил двух поджарых коней для нашего выезда.
– Степан! – накинулся я на него
– Что случилось, барин? – испугано воскликнул он.
– Степан, ты останешься с нами в Петербурге.
– Фу, ты… Барин, да что я там забыл? – усмехнулся Степан.
– Ну, как же. У нас теперь будет другой дом и выезд…
– Это ж мне бороду надо будет стричь, да ливрею носить, – недовольно покачал он головой.
– Степан, ну, пожалуйста, – взмолился я.
– Как скажете, – улыбнулся он, – Коль табачок найдется добрый…
– Да найдется, найдется, – успокоил я его.
– Это кому? – спрашивал у кого-то отец.
– Так, благодетелю моему, Александру. Шубейку справить, али коврик сделать.
Мы со Степаном обернулись. Федор с туляком за спиной показывал отцу выделанную и уже почищенную медвежью шкуру.
– Я ее отваром дубовым вывел, да щелоком потом – не пахнет.
– Ну, спасибо, – нехотя согласился отец.
– Спасибо, Федор, – крикнул я, вскакивая в седло.
– Это вам, – громаднющее. Я теперь с таким ружжом столько добуду, столько…
Сани тронулись. Степан на облучке посвистывал, подгоняя тройку. Я скакал рядом, ведя на поводу еще одну лошадь. На минуту придержал коня, обернулся, посмотрел на пригорок, где оставалась большая, красивая, но какая-то неуютная усадьба. Дворовые столпились на крыльце, провожая нас. Горбатая сука Матильда мчалась вслед. Но, добежав до ворот, борзая остановилась, словно наткнулась на преграду, жалобно залаяла, переходя на вой. В окне, там, где была моя спальня, сидел грустный рыжий Маркиз.
Нет, это не мой мир. Я не принадлежу вам, и вы – не мои. Мой мир там, на брегах Невы, в каменном тесном городе, который я люблю безумно. Там я знаю каждый угол, каждый кирпичик, каждый булыжник мостовой, и они меня знают. А здесь, в этом черном лесу я – чужой.
Сани