По спине пробежал холодок. Тишина и спокойствие вокруг него затягивали, неслышным мороком проникали в сознание, отравляя душу, спутывая мысли. Что это за странное мерцание пробежало по колышущемуся пологу разнотравья? Почему вдруг оттенки зелёного сменились пятнами красного, бордового, рубинового, алого, грязно-коричневого? Словно это не хрусткий стебель истекает соком под порывами ветра, а грозный воитель в изрубленной кольчуге медленно слабеет от оставленных на его теле многочисленных ран. Это не корень расшатался, грозя оборваться от любого дуновения, это целый род хоронит одного за другим своих лучших сыновей, вкладывая затем рукояти ещё не остывших мечей в хрупкие девичьи ладони. Это не оборванная листва носится на ветру, это души человеческие не могут найти упокоения в безумном танце ветров.
Он ведь именно это боялся увидеть, от этого прятался в заветной тиши собственной отстранённости. Его дело было – убежать, скрыться, не дать себя обмануть кажущейся силою дарёных заклятий. Но он не мог больше оставаться тут, в тиши, заставляя бороться других. Именно у него достаточно силы, чтобы сражаться. Только-то и нужно, что не дать себя обмануть вражеской приторной лести. Сколько погибших друзей нужно оставить позади, чтобы осознать значение простого слова: ненависть…
Видение рассеялось. Ему осталось только повернулся навстречу безумному ветру.
Среди пышных торжеств, сотрясанья основ
Проходил ты свой путь, никого не жалея.
От той жизни остались лишь тени костров
И рассеялся чад золотого елея.
Детям тлена и внукам седин,
Нам, почувствовавшим на мгновенье,
Будто в мире ты был не один,
Но затем утонувшим в забвеньи
Был не страшен тот подвиг отцов,
Мы его повторить не замедлим.
Избави нас от предателей и подлецов.
Зреть бок-о-бок с тобой мы хотели.
Липли волосы нам на лоб пеленой
И в руках топоры повисали устало,
Мы не робких десятков и нам не впервой
Попрощаться навек на пути из начала.
Закипали котлы на кострах этих смут,
Это пища для мёртвых и для меня.
Только песни навеки нас вместе сведут,
Но не мы, а они тихо плачут, скорбя.
Когда рядом остынет последний герой,
И над тяжкой потерей мы все замолчим,
И когда твоим другом восстанет другой,
И останешься ты среди сечи нагим,
Значит, всех вас сюда привели неспроста,
И невольным рабом быть согласен ты был,
И в борьбу ту вступал ты не против, а за.
За того, чьи слова прежде жизни ценил.
Ксанд