Дорога к родному дому.
Гость с Енисея
Улыбка розового зайца
Да кому ты нужна!
Закланные Зоной
Ладно, Санёк, забудь!
Кем я был?
Пассажи затейливой
Полилог под «Хеннеси»
Столпник и скоморох
Разрешите на огонёк?
Кокон её одиночества
Последние записки
Отшитая
И снилась музыка
К тебе вопросик
И только потом прости
Обгоняющий
Лимон на снегу
Живые ниточки
Пострадалец правды
Блюз памяти
Зачем звонит колокол – 22
МИНИАТЮРЫ
Снег минувшего и сущего
Прощание с печкой
Выкрасть у забвения
«Опавшие листья» памяти
Димыч – грустные глаза
Подружка Раиса – 8
А, может, и её душа…
Чуточные радости
И куда летим?
Не угнаться за Природой!
Зачем окликнула?
Снись, влюблённость – 5
Таёжный инстинкт
Она была журналисткой, я – режиссером. Вместе делали передачи, разъезжая по заводам, фабрикам, колхозам области, – и теперь очень жалею, что в своих дневниках нашла о ней только одну запись, хотя было с ней интересно, ибо она из тех, кого могла бы и теперь назвать подругой.
«Ездили с Аниной на юг области в передовой колхоз отбирать самодеятельность для передачи. Интересным оказался хор… да нет, не хор, а октет своими песнями – смесь украинского и русского. Когда бабульки пели, то нам не все слова были понятны и Анина шепнула: „Может, не надо их брать? Ведь почти не разобрать – о чём они?..“ Но я всё же отобрала шесть песен, убедив её, что в общем-то не так важны слова, как напевность, сами женщины, их лица, пестрые наряды. После обильного деревенского угощения, уже затемно, отвозили нас в город к поезду на санях, укутав шубами, – было морозно. Над нами висела огромная луна в широком желтом ореоле, лошадь покорно тянула сани, под её копытами хрумкал снег уже в нескольких метрах от саней смешиваясь с темно-синей ночью. Ехать полем, полулёжа в санях было не только диковато, но удивительно отрадно и, может быть, потому, что ниточкой тянулось совсем недавно увиденное, услышанное, – открытые лица женщин, их радушное угощение, застольные напевные песни, – и хотелось ехать долго-долго!»
А пишу об Анине потому, что совсем недавно она неожиданно пришла ко мне, и неожиданно потому, что лет пятнадцать назад с мужем и двумя сыновьями уехала в Германию, и только теперь заехала в наш город, чтобы навестить друзей, а заодно и меня, хотя думалось: никогда больше не увидимся. Но вот теперь делаю еще одну запись о ней, стараясь сохранить, не упустить «детали» встречи, – её жесты, взгляды, улыбки, – ведь всё это зачастую говорит о человеке больше слов.
Мы сидим за столом за бутылкой моего смородинного вина и наспех собранных угощений и после обычных при таких встречах расспросах, – как ты здесь?.. как ты там?.. а помнишь, как мы… – она начинает все чаще делать паузы, словно задумываясь над чем-то и мне уже кажется, что хочет рассказать о чем-то, но не решается. И тогда отваживаюсь подтолкнуть её к этому:
– Анин, может расскажешь о том, как вживались ты, Георг, дети в непривычный мир? Ведь хотя вы и немцы, но раз столько прожили в России, то…
Она коротко взглядывает на меня, но пока молчит. Неужели не решится? Что, так и расстанемся, не поговорив о самом интересном? Но слышу:
– А по-разному вживались. Муж довольно скоро адаптировался, ведь он же неплохо знал немецкий язык, да и профессия ему помогла. Правда, дипломы российские там не признают и надо было заново переучиваться, но он довольно успешно с этим справился, а потом и работу хорошую нашел, а я… (Взяла кусочек сыра, посмотрела на него, но положила на тарелочку.) А вот мне так и не удалось снова оказаться в журналистике… Да нет, язык довольно быстро выучила, но угодить редакторам не получилось, хотя и не раз пробовала… А понимаешь, подход к журналистике там совсем другой, чем у нас… чем в России. Мы-то писали для того, чтобы познакомить читателя с тем или иным явлением, человеком, а там… а в немецких газетах надо… (Снова взяла сыр, откусила.) Надо не столько знакомить с кем-то или с чем-то, сколько привлекать, завлекать читателя, выискивая для него что-то яркое, необычное, а я… (Помолчала, пожала плечами.) А я не понимала… и не принимала этого. Зачем?.. Ну да, чтобы привлекать к газете, но ведь такой подход к журналистике вытравляет из пишущего желание анализировать, делать свои выводы, чтобы предложить их читателю… А что теперь… (Взяла мандарин, положила его на ладонь, качнула вправо, влево.) Теперь мой мир сузился. (Зажала мандарин меж ладоней, грустно улыбнулась.) Теперь я простая Hausfrau,