– Агата! – крик матери заставляет меня очнуться. – Не сдавайся!
Чувствую, как внутри зарождаются новые силы. Мама! Как бы мне хотелось увидеть ее… Тело трясет мелкая дрожь, но я, упираясь руками в каменистую землю, рывком поднимаюсь и делаю глубокий вдох. Холодный воздух обжигает мои лёгкие, кашель с жуткими каркающими звуками прорывается наружу. Надежда подпитывает меня, не дает окончательно пасть духом, и я снова делаю рывок. Бегу почти вслепую на ее голос, глаза застилает пелена. Во рту абсолютно сухо, дыхание сбивается. Чувствую, что она уже близко, и глупейшая улыбка невольно появляется на моем лице. Еще совсем немного… Но вот новый шаг, и проклятые ноги снова подводят! Мир вокруг медленно наклоняется вбок, эхо разносит по лесу мой хриплый выкрик: "Мама…".
Последнее, что вижу – желтые глаза, наблюдающие за мной из темноты. Мгновение боли, затем блаженная пустота поглощает меня полностью…
Резко дернувшись на кровати, я, наконец, просыпаюсь и тут же накрываюсь одеялом с головой. Солнце уже встало и заглядывает прямо в мое окно, раздражая неимоверно.
– Проснулась, Гатька?
Я делаю вид, что не слышу бабулю и, продолжая изображать спящую, старательно зажмуриваю глаза.
– Вставай, лентяйка! Сегодня луна идет на спад, Хаим приедет, а у тебя дела не переделаны, – бабуля одним движением сдёргивает с меня одеяло и треплет за плечо. – Давай-ка, милка, поднимайся!
– Еще немного… – я пытаюсь накрыть голову подушкой, но и ее немилосердно отбирают.
– У тебя две минуты, Гатька! Делов много. Хлеб на столе, молоко в бадейке: для тебя и Кролика. Я в лес пошла, скоро вернусь.
Вытянувшись на кровати во весь рост, я потянулась и сладко зевнула. Хлопнула дверь – бабуля ушла, и я решила еще немного полежать. Но не тут-то было: Кролик с разбегу прыгнула мне на грудь и стала перебирать на моем животе своими лапищами. Скинув наглую кошку на пол и обреченно вздохнув, встала.
До отвалу наевшись хлеба с земляничным вареньем и запив всё это дело хорошим количеством парного молока, я отправилась во двор. Кролик, опередив меня, уже была там, сидела на скамейке и намывала свою наглую полосатую моську. Следующий час я занималась делами: кормила кур, чистила у козы, таскала воду в бочки на огороде, чуток задержалась у грядок с клубникой… Потом смыла с себя грязь и, забравшись на забор, уставилась вдаль в ожидании Хаима. Просидев так несколько минут, которые показались мне вечностью, я заскучала.
От нечего делать стала припоминать последний свой сон. Снилась мама. Удивительно то, что во сне я точно знала, как она выглядит, узнавала ее голос, полный грусти и тревоги, но стоило проснуться и всё – не могу вспомнить даже цвет ее волос. Так же было и с отцом.
Недавно мне исполнилось десять, и сны стали ярче. Теперь я видела не только наше болото и окружающий его лес, но и близлежащие селения, города, реки. Стоило прикрыть глаза и отдаться во власть дрёмы, как моё сознание тут же уносилось прочь, не испросив разрешения. Я смирилась с этим своим даром, а вот бабуля называла мои способности драконьим проклятьем и ждала от них много бед.
Тоскливо оглядев дворик, я спрыгнула с забора и, сморщившись, потерла отсиженное место. Хаима по-прежнему не было, бабули тоже, Магалыч – мой старый учитель – должен был прибыть только послезавтра. Скукота. Снова осмотревшись, остановила взгляд на Кролике:
– Кис, кис, кис, а ну-ка иди к мамочке… – запричитала я и стала подкрадываться к кошке. Кролик приоткрыла глаза и с интересом уставилась на меня. За шаг до кошки я резко пригнулась и схватила ее, но это нехорошее животное успело извернуться и, цапнув меня за палец, кинулось куда-то за дом. Взвыв от боли, с боевым кличем бросилась за кошкой. И вдруг в глазах всё поплыло, резко остановившись, я начала усиленно моргать и щуриться. В следующее мгновение свело руки, и ужасная боль пронзила грудь. Я резко выдохнула и упала на землю. Не было сил даже шевельнуться, теперь свело и ноги.
– Гатька! – судя по звукам, ко мне бежала бабушка. – Что, милка, что такое?
– Больно… Так больно… – я закашлялась, захлёбываясь кровью, стало нечем дышать. Испуганно открыв рот, уставилась в чистое небо, чувствуя, как прощаюсь с сознанием. В следующий миг моё тело выгнулось дугой от жуткой боли, словно кто-то резанул грудь изнутри. Слёзы градом полились из моих глаз, меня затрясло. Бабушкины руки резко опустились мне на плечи, вжимая в землю; её губы коснулись моего уха, громом разнёсся в голове шёпот: – «Эссэне моранэ диэл», и наступила блаженная темнота.
Сновидений не было, но приходила я в себя очень тяжело. Открыв глаза, сразу попыталась приподнять руку, чтобы от души потереть зудевшие веки, по ощущениям – они были полны песка. Но, оказалось, сил во мне совсем не осталось: рука, так и не достигнув цели, безвольно упала назад. Никогда не чувствовала себя такой слабой.
– Гатька, ну как ты? – надо мной возникло обеспокоенное лицо Хески. – Всё еще больно? Может, снова усыпить тебя?
– Не… – прохрипела я и зажмурилась.
– Сейчас водички