«Святость Божия, которая столь мощно открывается в спасении Израиля, обусловливает и производит освобождение от грехов, ибо она стоит в решительнейшей противоположности против всякого грешного существа. <…> Поэтому правильное отношение к святости Божией есть та связь страха и доверия, которая красной нитью проходит чрез все Священное Писание. Из сказанного явствует, что святость Божия есть начало, лежащее в основе и образующее все спасительное Откровение во всех его моментах».[41]
В Писании святость открывается как освящение. Бог освящает, принимая с Собою в общение, отделяя не только сакральное от профанного,[42] но и из сакрального, в свою очередь, выделяя область священного, обособляя Себе что-либо или кого-либо из мира: Свое Имя, заповедь, субботу, храм, человека, священство, народ (в ветхозаветную эпоху – Древний Израиль, в новозаветную – Новый Израиль: Церковь Христову).
…Святы будьте, ибо свят Я Господь, Бог ваш (Лев. 19: 2), – говорит Бог Израилю. Слова эти несут в себе таинственно-непостижимое сочетание несочетаемого, которое во всем величии раскроется только в Новом Завете: Бог имеет иную природу, чем мир – человек призван к обожению. Однако уже в Ветхом Завете Бог открывается людям как призывающий нас к сопричастности этому Его свойству.
Мы исповедуем Бога как Промыслителя, Который не чужд Своему творению, будучи иным. Бог любит и освящает его, и мы ожидаем нового неба и новой земли,[43] когда все творение, которое откликнется на Его любовь, будет объято святостью Божией.
Ныне же идет мучительный процесс, кризис тварного мира, потому что выбор за каждым человеком: принять заповедь святости или уклониться от нее; воспринять ее как ориентир, алгоритм духовно-нравственной жизни или проигнорировать как «отвлеченную от реальности». Корень мучения – в свободе человека: он сам должен выбрать между грядущим Царством и «тьмой кромешной» («кроме» – вне, «тьма кромешная» – тьма внешняя, вне света Божия, вне Его святости, вне причастности Богу).
Святость Божественной любви непостижима для помраченного грехом рассудка, вменяющего Богу в вину попустительство злу. А без доверия Его Промыслу, без веры в Его святую любовь мы не в состоянии отличить попущение от попустительства.
В двух словах можно сказать, что Бог попускает зло не по безразличию к нему, но ради того, чтобы мы свободно выбрали святость, потому что лишь свободно избранное может стать нашим достоянием.
Первое искушение было попущено прародителям именно с этой целью (чтобы дар стал достоянием), и они его не выдержали. Пренебрегши возможностью свободно покаяться, люди не смогли более пребывать в раю. Теперь же, чтобы вернуться в состояние, даже превышающее то, что было до грехопадения, человек вновь и вновь в течение всей жизни должен избирать добро, а из добра – то, что свято.
Суть всей христианской этики – в системе