Я видел это место во сне. Это странное место. Оно опасное, поскольку кто-то стоит за одним из множества металлических столбов, покрытых не обсохшей росой, и наблюдает за мной. Когда он смотрел на меня, я чувствовал его тяжелый взгляд. Должно быть, у него мраморные глаза? Иначе, почему мне так холодно, – подумал я. И хотя он понимает, что я его не вижу, он прячется за столбом, или, возможно, просто стоит там, когда смотрит прямо мне в лицо. Я точно играю с ним в какую-то странную игру каждый раз, когда попадаю сюда. Я чувствовал себя голым, как если бы кто-то поместил меня в такую прозрачную камеру, куда сажают подопытных, а затем группа ученых в белых халатах делает самые разнообразные заметки в своих блокнотах и планшетах. Я слышал запах бензина, и он врезался в каждую пору моего тела. Я не мог понять где я и как я сюда добрался. Когда я проснулся сегодня, я был уже здесь. Я слышал, как подъезжают и отъезжают машины. Они проносятся мимо по шоссе или заворачивают сюда, останавливаются, хлопает дверь, люди выходят и заходят, после чего гудит бензоколонка, и они уезжают. В помещении магазина кассир пикает своим аппаратиком, пробивая чеки. Я касался рукой еще прохладного металлического столба. Он не успел нагреться на солнце и капельки росы на нем еще не высохли. Они цеплялись за мою ладонь – маленькие капельки, похожие на крошечных жучков с липкими спинками. На моей коже оставался едва уловимый аромат свежего дождя, плотно покрытый запахом металлического столба. Я слышал, как выпала роса несколько часов назад. Сначала она образовывалась высоко в облаках, а затем медленно опускалась на землю, оседая на тельца придорожных трав, мягко касаясь их выпуклых сочных листьев. Она казалась свежей и чистой, и я слышал, как шуршит лапками божья коровка, которая торопится подползти к прозрачной капельке и напиться из нее. И, хотя я бывал тут уже несколько раз и хорошо запомнил эту заправку, всякий раз, когда я сюда попадал, я все никак не мог сориентироваться, чтобы понять где я или же как я сюда попал.
Я поднялся и постарался глубоко вдохнуть. Мой будильник пищал, точно внутри него расположился целый ансамбль, исполнявший свой репертуар на миллионе крошечных гитар. Моя ладонь вспотела, так что, когда я хлопал по тумбе, чтобы выключить будильник, я чувствовал, как она оставляла за собой сырой липкий след. Мои пальцы дрожали, и поскольку мысленно я все еще находился в том опасном месте, я чувствовал и действовал рассеянно. С деревянным звуком отскочив от прикроватного столика, свалилась флейта, чьи скачки отдавались глубоко в моем мозгу, точно мне колотили по голове. Я опустился на подушку, но тут же вскочил. Мои волосы взмокли во сне, и пот намочил наволочку, которая теперь была пропитана им насквозь, возможно, он даже намочил подушку. Я потрогал его – сырое круглое пятно по центру, удивительно ровное, как если бы я специально его вымерял или разбрызгивал из пульверизатора. Возможно, именно поэтому там всегда появляется роса, подумал я.
Открылась дверь, в комнату вошел брат.
– Поторопись, опоздаем, – он сказал и вышел. Вчера вечером шел мокрый снег, и его липкая масса скопилась в уголках подоконника и обледенела, так что мне пришлось лопаточкой счищать его, прежде чем открыть окно. Я высунул на морозец свое сонное лицо, на улице было тихо. Словно бы все улочки, дорожки, а также аллеи и дворы обили мягким материалом, способным поглощать любые звуки. Что-то приставало к моим ресницам, а мои глаза болели и чесались. Изредка моих ушей достигал шорох автомобильных шин или же кашель, или хлопанье дверцы. Я закрыл окно и пошел в ванную, чтобы умыться. Смывая водой мыльную пенку с лица, я прикасался к своей коже, и она казалась мне упругой губкой, способной впитывать в себя сколько угодно воды. Я чувствовал, как опухли мои веки, возможно, даже под глазами образовались синяки. Я все никак не мог проснуться. Поскольку в последнее время я плохо сплю, мне стало трудно так рано вставать. Я вдруг начал видеть сны, которые постоянно тревожили меня, так что теперь, когда я вижу странные и опасные места, в которые попадаю по ночам, я страшно пугаюсь. Они пропитаны незнакомыми запахами и символами, которые то и дело вспыхивают в моей голове, о чем-то мне сигнализируя. Я не знаю, был ли это сигнал, или же они хотели чего-то от меня добиться. Возможно, это своего рода знак, к которому я должен был прислушаться, но я никак не мог понять его.
Когда я умылся и зашел в кухню, брат уже допил свой кофе. Ольга наливала кипяток в чашку, он булькал и испускал ароматный пар свежевскипяченой воды. Я все мотал головой из стороны в сторону, слушая шорох, исходящий от моих волос, а когда я проглотил кофе, то понял, что напротив меня сидит соседка. Когда она шевелилась, от нее исходили тягучие, точно льняное масло, запахи. Розовое масло и лимон, малиновое варенье и сладкие пирожки, а также дешевая губная помада, мед, топленое молоко и карамельки с начинкой из белого шоколада. Я слышал, как шуршат чужие пальцы, и вздрагивает, вздыхая, чужая грудь.
– Доброе утро, – я произнес и снова глотнул кофе.
– Доброе утро, Никита, – топленое молоко зашевелило губами, и чужое присутствие в комнате явило себя моим ушам. – Я принесла вам новые ключи от домофона, ага? Ох, недавно кто-то нагадил в лифте. Ну, уж теперь-то камеры стоят, ясно? – топленое молоко осеклось