Да, Адриано отдавал себе отчет, что его участие в восстании генуэзских крестьян – глупая и нелепая идея. Но как только он представлял себе Каролину и видел, как сияние от ее души тихонько угасает от чьего-то меча, его сердце почему-то сжималось, перекрывая дыхание.
Ему прекрасно помнились события не так давно подавленного крестьянского мятежа в Тревизо, когда бедняки были настолько рассвирепевшими от давления в условиях созданной аристократами обстановки, что сметали и крушили все на своем пути. Каждого, кто держал в своем подчинении наемников и арендаторов земель, они подвергали немедленной казни без суда и следствия. Дворянские имения беспощадно сжигались, а целые семьи уничтожались мечом или огнем. И прежде, чем Венеции удалось подавить восстание в этой части земель Террафермы[6], погибло немало дворян.
Адриано склонил голову. Он вспомнил о поездке, в которую через несколько дней намеревался отбыть в компании Витторио Армази на судне, арендованном у купцов. Его целью являлись переговоры в Ливорно, а вместе с тем и Флоренцией, о будущих контрактах, а также об оптовой закупке лекарственных снадобий и трав для недавно созданного городского лазарета и венецианских аптек. Для последней цели Адриано планировал взять с собой Витторио Армази, как ведущего венецианского лекаря.
И больше всего сенатора съедала мысль, что Ливорно располагается в непосредственной близости с Генуэзской республикой – там рукой подать до вражеских земель. Стало быть, ему суждено быть рядом и не суметь оказаться возле нее в нужный момент… Что поделать, если в нем горит вечным огнем долг перед родной республикой? А отправляться в Геную – глупая и ничем не обоснованная затея.
Но как только он опускал свой взгляд на бумагу, светлый образ Каролины представал перед ним, словно наяву. В который раз он замечал, что становится бессильным перед незримым видением, так ясно стоявшем перед его глазами.
Он отказывался понимать себя и все чаще задавался вопросом: как можно вообще думать о женщине, которая является титулованной наследницей вражеского государства? Адриано всю жизнь ненавидел Геную всем сердцем и тешился этой ненавистью! А сейчас Небеса его заставляют принять эту державу в свое сердце только по одной, хоть и прекрасной, голубоглазой причине.
Все это время, после миланского маскарада, он пытался погрузиться в дела, надеясь, что время без возможности ее лицезреть, сможет заглушить в нем всяческие чувства, которые вспыхнули в его сердце. По вечерам он проводил время в обществе женщин или же отправлялся в гости к кому-то из старых друзей. Но все приложенные усилия оказывали лишь временное воздействие на его душу, наполняя ее мимолетной усладой.
Он хмелел под действием вина, которое принимал, словно лекарство, способное уничтожить в нем мысли, казавшиеся ему абсурдными. Затем отправлялся в бордель… Затем, охмелевший и умиротворенный, возвращался