В читальном зале герцога Хамфри в этот сентябрьский вечер было пусто, и заявки выполнялись быстро: летний наплыв посетителей миновал, лихорадка осеннего семестра еще не началась. Тем не менее я удивилась, когда Шон, дежуривший на выдаче, заговорщицки шепнул:
– Ваши манускрипты прибыли, доктор Бишоп. – Библиотекарь застенчиво отряхнул свитер с ромбами от пыли веков, и песочная прядка упала ему на лоб.
– Спасибо, – благодарно улыбнулась я. – И перестань называть меня доктором Бишоп. Мне все время кажется, что ты обращаешься к кому-то другому.
Я беззастенчиво превышала допустимое для одного заказа количество книг, и Шон уже больше недели мне в этом потворствовал. Еще в аспирантуре мы с ним частенько сиживали в баре с розовыми стенами напротив университета.
Он с ухмылкой подвинул мне заказ по обшарпанной дубовой столешнице. Каждая из иллюстрированных алхимических рукописей лежала в защитной картонной папке.
– А, вот еще одна.
Шон юркнул в специальную комнатку и вернулся с толстой книгой – ин-кварто, пятнистый переплет телячьей кожи. Он положил ее поверх остальных и наклонился, чтобы рассмотреть получше. Тонкая золотая оправа очков сверкнула в свете приделанной к полке неяркой бронзовой лампы.
– Книгу давно не спрашивали – надо пометить, чтобы и ее поместили в папку.
– Напомнить тебе?
– Не надо. Уже внес в память. – Шон постучал себя по лбу.
– Видно, твоя память работает лучше моей.
Шон застенчиво на меня посмотрел и потянул бланк заказа, застрявший под переплетом.
– Смотри, не пускает.
Привычную тишину зала нарушили приглушенные голоса.
– Слышал? – Я оглянулась.
– Что именно? – спросил Шон, поднимая глаза от манускрипта.
Полустершаяся позолота на обрезе не объясняла излучаемого книгой радужного сияния. Я сморгнула:
– Да так, ничего.
Я торопливо потянула книгу к себе и тут же ощутила покалывание в пальцах. Шону наконец удалось вытащить бланк. Я взяла в руки всю стопку, придерживая ее подбородком. Привычные запахи карандашной стружки и мастики заглушил новый загадочный аромат.
– Диана, ты себя хорошо чувствуешь? – забеспокоился Шон.
– Да, просто устала немного.
Я оторвала нос от манускрипта и быстро прошла через самую древнюю, относящуюся к пятнадцатому веку часть зала мимо поцарапанных елизаветинских столов (каждый с тремя книжными полками). Готические окна между ними привлекали внимание читателя к кессонным потолкам. Там блистал яркими красками с позолотой университетский герб – три короны и открытая книга – и повторялся девиз «Господь – мой свет».
Во всем зале, кроме меня, в пятницу вечером находился один-единственный человек – Джиллиан Чемберлен, тоже американка. Она была классицисткой, преподавала в Брин-Море[2] и сейчас корпела над переложенными стеклом папирусами. Я прошла мимо, стараясь не смотреть на нее, но меня выдало поскрипывание старых половиц.
Я почувствовала на себе ее взгляд – взгляд другой колдуньи.
– Диана? – окликнула она из полумрака.
Я остановилась, подавив вздох:
– Привет, Джиллиан.
Мне почему-то не хотелось показывать ей свои книги, и я встала подальше, да еще повернулась так, чтобы их загородить.
– Что будешь делать на Мейбон?[3]
Джиллиан вечно звала меня провести время с «сестрами». Теперь, когда до колдовского праздника осеннего равноденствия оставалась всего пара дней, она с удвоенным рвением пыталась приобщить меня к местному ковену.
– Работать, – кратко ответила я.
– Тут есть очень милые колдуны, – с укором произнесла Джиллиан. – Обязательно приходи к нам в понедельник.
– Спасибо, я подумаю. – Мои ноги уже шагали по направлению к Селден-Энду, просторному крылу восемнадцатого века, расположенному под прямым углом к главному залу. – Особенно на меня не рассчитывай – готовлю доклад к конференции.
Тетя Сара предупреждала меня, что одна колдунья другую нипочем не обманет, но попытаться-то можно.
Джиллиан сочувственно хмыкнула, но продолжала за мной следить.
Вот и мое привычное место возле высоких сводчатых окон. Хотелось поскорей скинуть книги на стол и вытереть руки, но я поборола искушение и положила их осторожно, проявляя уважение к возрасту.
Рукопись, зажавшая бланк заказа, лежала на самом верху. На ее корешке был отштампован золотом герб Элиаса Ашмола, коллекционера и алхимика семнадцатого столетия; его книжное собрание поступило в библиотеку из музея[4] в девятнадцатом веке. Ниже герба значился номер – 782.
Потрогав бурый кожаный переплет, я тут