С 28-го на 29-е получила спешное Предупреждение послать Вам и Ф[уяме] телеграмму одного содержания, чтобы Г[алахад] не обращался за средствами к Гл[аве][6], но к друзьям. Причина в том, что почва еще не готова и получится отказ. Сейчас следует проявить величайшую бережность. Самость, малодушие и страх и непонимание, которые были положены в основание построения, обнаружат еще много темных следствий, потому нужно так тактично, не перетягивая струны, утверждать значение и достоинство имени, не отягощая Гл[аву] новыми предложениями и новыми посторонними просьбами. Будет блестяще, если Ник[одиму] удастся продолжить задание на тридцать шестой год и утвердить в сознании некоторых друзей понимание исключительной мудрости и предвидения Ф[уямы], так же как и его любовь к стране и веру в ее великое будущее. Как Сказано, г-жа Ром[зей] полезна. Так, если Другу[7] удастся собрать несколько лиц и заинтересовать их возможностями Кооп[ератива][8], он сделает большое дело. Конечно, Кооп[ератив] может быть лишь в М[онголии], но…[9] Не скрою, что была очень удивлена, получив письмо от Ф[уямы], извещающее меня о том, что он писал и даже послал телеграмму, чтобы Гал[ахад] переговорил о средствах с Чи[фом][10]. Опасаюсь, не было ли дано ему неправильное освещение фактов? Не было ли нечто преувеличено? Это шаг очень рискованный. Все требует подготовки, а при той неумелости, с которой было проведено первое задание, породившее новых и весьма деятельных врагов (не будем скрывать этого от себя), сейчас нужна особая бережность. Можно представить себе, какие мерзкие слухи доходят до многих ушей! Конечно, большое сердце принимает их иначе, нежели малодушное сознание, но все же повторяю – нужна сугубая осторожность на протяжении значительного времени. Пишу также Ф[уяме], чтобы он осматривался и распознавал лики, собирал все необходимые данные, все сведения для разработки детального плана. Пусть Ник[одим] тем временем собирает друзей и утверждает и свое сознание в значении Посл[а][11] и великого будущего. Между прочим, воображаю, как он был поражен, когда Гл[ава] запросил его о Мовер[12]. Вероятно, сначала онемел, но потом вспомнил, что Мовер напоминала ему его добрую тетушку, подарившую ему картину Уаттса. И на том спасибо, если сравнивают с когда-то дорогими образами. Так, Модр[очка], пусть Гал[ахад] не просит фондов от Гл[авы], но лишь утверждает свое мнение о Посл[е] и проводит великое строительство будущего с друзьями.
Родная моя Порумочка, так радуюсь всему, что она пишет о своих занятиях. Думаю, что Порумочка найдет слова сердца передать г-же Сав[ада] нашу скорбь, что великого друга страны так недостойно травили нипп[онские][13] газеты [в] последние дни его пребывания там[14]. Он уехал оттуда с большой болью в сердце…[15] Причем она должна знать, что оба редактора