Город, который построил Я. Том 10. Сны. Марс Чернышевский – Бускунчак

Толкаю их или кричу им что-то оскорбительное, но они и не думают смотреть в мою сторону, проносятся как кометы с болезненной озабоченностью и полному равнодушию к птицам. Тогда я поднимаюсь опять ввысь и лечу к следующему городу. Необычайная легкость бытия и неуловимая волна счастья и блаженной пустоты! Так всю ночь напролет, пока не охвачу весь близлежащий регион.

      Иногда мне не удается взлететь. Раз пять пытаюсь разбежаться, подпрыгиваю и шлепаюсь опять на землю. В этот момент я просыпаюсь с ужасной головной болью и чувством жесточайшего грехопадения. И целый день ходишь, как шуруп, вколоченный в троллейбус, не зная чем заняться, как себя оградить от навязчивых идей всемогущества и царства на земле, пока не настают сумерки. Тут, ты опять, оплакивая всех земноводных и простив миру все, отъезжаешь в аэродинамический сон.

       Но сны снами, а в реальности все намного скучнее и предсказуемее. Не только не летишь, а иногда даже не едешь. Порой бывает, что даже не идешь, а только сидишь и ешь. Но это хорошо, когда есть дома суп и стул. Иногда и этого не бывает. Тогда ложишься на пол и стараешься заснуть. Но часто нет и сна, а лежать на полу холодно и вредно. В конце концов, встаешь и идешь к своему двоюродному брату Вадику. А он вместо того, чтобы тебя угостить кизиловым вареньем, пересказывает статью, которую прочитал в журнале "Наука и жизнь" за 1976 год:

      – Представляешь, оказывается, человек может летать. Самое сложное – это взлет. Если сможешь удержать свое тело в течение шести секунд в воздухе, то можно сказать – полетел. Есть правда два условия.

      Первое: при планировании нужно смотреть только вперед, и чтобы голова находилась на двадцать пять градусов выше прямой линии позвоночника.

      Второе: обязательно должна при этом присутствовать вера, без нее ничего не получится.

      – У меня нет никакой знакомой Веры, – иронично промямлил я и вышел из квартиры брата, злой и голодный.

       Целый день я ходил кругами по ненавистному мне городу и ждал наступления темноты. Но в ближайшую ночь мне ничего не приснилось, а в последующие – не спалось вообще.