Но в то время, особенно после тихого Сухуми, где самым людным и шумным местом был базар, город казался гигантским, непостижимым – как здесь жить, как ориентироваться? Неужели можно к нему привыкнуть?
Теперь Москва стала родной: прожил здесь большую часть жизни. Разумеется, как все москвичи, жалуюсь на шум, на толпу, толчею, сумасшедший ритм, а едва оторвавшись от всего этого, скучаю – домой бы скорее, в Москву!
Из окна Гороховых тоже был виден кусочек Москвы: проплывали валенки с калошами, резиновые ботики, постукивали, поскальзывали по тротуару чьи-то белые фетровые бурки, отделанные кожей… Семья Гороховых – Владимир Иванович, Клавдия Михайловна, двое ребятишек, Андрюша и Алла, – жила во Вспольном переулке, недалеко от площади Восстания, в старом доме, в небольшой подвальной комнате, куда едва пробивался дневной свет. И, несмотря на тесноту, меня приютили. Не на день, не на два – на несколько лет. В темном чулане на большом сундуке устроили постель.
– Будь как дома, Никита, – сказала при знакомстве Клавдия Михайловна.
Так я себя и чувствовал у Гороховых – как дома, хотя был очень застенчив. Раскрепощало доброе отношение. И со временем мне не раз приходилось убеждаться в том, что истинная доброта проверяется вот таким умением делиться последним.
Еще не отменили карточек. Хлеб в булочных развешивали, буханки разрезали на куски, кусочки, довески. Клавдии Михайловне непросто было всех накормить. А мой вклад в семейный бюджет, как сейчас понимаю, был невелик.
Но тогда не принято было жаловаться на тяготы быта. Может, жалобы не запомнились? Не знаю. Главное, что определяло состояние, настроение людей в ту пору – облегчение: кончилась война, мы победили! Отступили тревоги. Не гибли больше на фронте люди. И фронта не было. Были фронтовики, возвращающиеся к мирной жизни. Само это слово звучало особенно, как характеристика надежности: «Что он за человек?» – «Фронтовик», – и этим сказано многое.
На улицах все время встречались люди в военной форме. С погонами и без погон, с невыгоревшими полосками на плечах. Среди скромно одетых женщин мелькали модницы в жакетах с высокими плечами; пижоны того времени мели тротуары широченными брюками, особым шиком считались комбинированные курточки на молниях и маленькие кепки с пуговкой.
У кинотеатров стояли очереди. Шли трофейные фильмы – «Судьба солдата в Америке», «Леди Гамильтон», «Большой вальс», картины с Диной Дурбин – красивые картины про незнакомую красивую жизнь, всегда хорошо кончавшиеся.
Гороховым тоже иногда удавалось выбраться в кино или на концерт. Я тогда оставался с детьми. Андрей и Алла меня слушались как старшего брата и уважали.
Особая тяга была в ту пору к зрелищам, праздникам. Народ изголодался по ним, и теперь, когда тревоги отступили… В дни футбольных матчей, казалось, вся Москва устремлялась на стадион «Динамо». Битком набитые вагоны метро, переполненные троллейбусы с открытыми дверями. Пассажиры гроздьями висели на подножках трамваев,