По сосновой игле,
уставшие за день,
бегут муравьи.
Налитое летней нежностью
в саду падает яблоко.
Где-то по-соседству
сладким воспоминаниям детства
звучит мамина колыбельная.
«Не спешу просыпаться…»
Не спешу просыпаться,
чтобы задержаться
еще немного там,
где воскресают
похороненные мечты
и пытаются
научить бессмертности,
«Внезапная гроза…»
Внезапная гроза
обнажила
годами запасенную грязь
в человеческих деяниях
и человеческих душах.
Разгневанному на людей Перуну
бросает вызов
одинокий дуб,
разодранный молниями.
«Посмел ступить…»
Посмел ступить
на чужую территорию.
Теперь я – инструмент,
каким Амур
проверит на прочность
вашу любовь.
«Вглядываюсь в глаза огня…»
Вглядываюсь в глаза огня,
и они смотрят на огонь
в моих глазах.
Но рано или поздно
жар покрывается пеплом…
«Песчинка вранья…»
Песчинка вранья,
ради спасения любви.
И станут краткими,
как проблески молний,
перерывы
между поцелуями.
«В горниле поцелуя…»
В горниле поцелуя
утешается мое беспокойство,
переплавляется
в нежные слова.
Я вдыхаю твой голос.
Улыбнись мне —
и начнется поэзия.
«Меланхолия отчаянья…»
Меланхолия отчаянья.
Глотая пыль
твоего молчания,
отталкиваю от берега
челнок.
«В диком ягоднике…»
В диком ягоднике
случайно тронул медянку.
Яд растекался по крови,
но упасся.
Видела бы она,
насколько отравлена ненавистью
моя душа —
может, не трогала бы,
пожалела…
«В жилах дуба векового…»
В жилах дуба векового
на кладах
пульсирует Стикс.
Нелегкий
путь из мертвых
в поднебесье.
«Звонкое эхо каблуков…»
Звонкое эхо каблуков
тревожит ночь.
Ржавчина лживых чувств
проступила на лице.
Ты растоптала мою честь,
словно лепестки надежд,
которыми был устланный
неуверенный путь
к кресту
изуродованного счастья.
«Чувство ревности…»
Чувство ревности
изведал впервые,
когда мальчишкой
наблюдал за художником,
который на песчаном берегу
раскинул мольберт
и рисовал свою Нарочь.
«Жажда жизни…»
Жажда жизни,
Жажда любви,
Жажда единства…
Из оставленной на крыльце
недопитой кринки
жаркое весеннее утро
алчно глотает
кленовый сок.
«Лесные тропы…»
Лесные тропы
сменялись
полевыми дорогами,
те питали жизнью
асфальтовое шоссе.
Только болела душа
за васильки
в спицах велосипеда.
«Луговой ветер…»
Луговой ветер
принес блеяние
сытых овец.
Спряталось