…Дверь распахнулась, едва не снесённая с петель сильным ударом. Марта зачарованно, не в силах двинуться с места, как в страшном сне, смотрела на чёрный силуэт мужчины, облачённого в доспехи. В спину ему светило солнце, лица было не разобрать, лишь блеснули белки глаз, странно отливающие синим. Ужасный человек надвигался, как рок. Судьба. Смерть.
Лязгнуло вынимаемое из ножен железо.
– Подымайтесь, ваша светлость, – спокойно сказал приятный мужской голос. – Именем закона – вы арестованы.
* * *
Возок был закрытый, душный, на высоких колёсах со странными упругими накладками. Не трясся, не выматывал душу, а мягко покачивался; однако после получаса такой езды Марту замутило. Впрочем, хуже всего была даже не тошнота, ранее неведомая крепкой деревенской девушке, и не то, что с неё всю дорогу не спускал глаз рослый мужчина в кирасе и при тяжёлой трёхгранной шпаге, такой внушительной, что на клинок, как на вертел, можно было наколоть и без того насмерть запуганную девушку. Самой скверной была деревянная груша во рту, которая, казалось, с каждой минутой всё больше распухала от слюны, и ту приходилось сглатывать. И ещё – тошнотворный привкус дёгтя и чужих ртов, и впивающиеся в скулы тонкие кожаные ремешки, туго стянутые на больном затылке и не дающие кляпу отпасть, если попытаешься вытолкнуть его языком.
Из-за этого-то кляпа она не то, что оправдаться – пикнуть не успела. Там, в избушке, сообщив, что она арестована, незнакомец чуть посторонился, и в дверцу протиснулись ещё два дюжих молодца. Потеряв от страха дар речи, Марта попыталась отползти, но её живо подхватили под руки и выволокли из халупы на белый свет, на зелёную траву, выставив на обозрение двух десятков вооружённых мужчин, что к тому времени окружили поляну. Куда бы Марта ни повернулась – в голову ей глядели дула пистолетов.
Статный и мужественный капитан рейтаров бесстрастно оглядел бледную, как мел, девчонку, хватающую ртом воздух, и пожал плечами. Дело есть дело. Он лишь выполняет свой долг. По его знаку один из державших Марту, стянув зубами перчатку, резко и больно ткнул острым грязным ногтем под нижнюю челюсть, а когда та, невольно ахнула – умело загнал в приоткрывшийся рот деревянный шар, на шершавых боках которого имелось уже немало отметин. От чужих зубов. Затем, не давая опомниться, споро перехватил девичьи руки верёвкой.
– Сожалею, сударыня, – в учтивом тоне капитана не было ни грана издёвки, – но, согласно указаниям вашего супруга, вам запрещено говорить, а нам – слушать всё, что вы можете высказать. Причины вы и сами знаете. Будьте благоразумны. Следуйте за нами и не пытайтесь бежать, вам не уйти. Антуан и вы двое, обыщите дом, остальные разбейтесь на тройки и прочешите ещё раз округу. Первый, кто найдёт бумаги, получит особую благодарность от господина герцога.
Свет так и погас