1
– Мне это не нравится. – Уолли Хендри рыгнул, повозил во рту языком, смакуя вкус, и продолжил: – Попахивает хуже десятидневного трупа.
Вальяжно растянувшись, он лежал на одной из четырех кроватей, удерживая стакан на обнаженном торсе, потном от конголезской жары.
– Мы все равно поедем, нравится тебе это или нет. – Брюс Керри раскладывал бритвенные принадлежности.
Хендри одним глотком осушил стакан.
– Сказал бы, что никуда мы не двинем, а останемся здесь, в Элизабетвиле. Почему ты так не сделал, а?
– Потому что мне платят за то, чтобы я не спорил, – безучастно ответил Брюс.
Он посмотрел на себя в засиженное мухами зеркало над раковиной: загорелое лицо, коротко остриженные черные кудри, четкие брови вразлет, зеленые глаза с темной бахромой ресниц и губы, которые улыбались или кривились. Брюс равнодушно созерцал свое отражение. Он вообще давно не испытывал никаких чувств, и губы его больше не улыбались и не кривились. Не ощущал он и давнишнюю терпеливую нежность к своему носу – большому и крючковатому, который делал лицо не таким миловидным и придавал Брюсу сходство с благородным пиратом.
– Черт побери! – прорычал с кровати Уолли Хендри. – Я сыт по горло этой армией ниггеров. Я не против боя, но не хочу сто миль продираться сквозь заросли, чтобы утереть сопли горстке убогих беженцев.
– Жизнь не сахар, – рассеянно согласился Брюс и стал наносить на лицо пену для бритья – ослепительно белую на фоне загара. Гладкая кожа блестела, словно натертая маслом; на плечах и груди в такт движениям перекатывались мышцы. Да, он был на пике формы, но и это не приносило ему удовольствия.
– Налей мне еще, Андрэ. – Уолли Хендри сунул свой стакан в руку молодому человеку, сидящему на краешке кровати.
Бельгиец встал и послушно пошел к столу.
– Побольше виски и поменьше пива, – проинструктировал Уолли. Затем повернулся к Брюсу и снова рыгнул. – Вот что я обо всем этом думаю.
Пока Андрэ наливал в стакан виски и пиво, Уолли передвинул на живот потертую кобуру с пистолетом.
– Когда едем? – спросил он.
– Завтра утром у товарного склада будет локомотив с пятью вагонами. Отправимся сразу после загрузки.
Брюс начал бриться, проводя лезвием от виска к подбородку, оставляя полоску чистой загорелой кожи.
– После трех месяцев боев с кучкой грязных гуркхов я надеялся хоть на какой-нибудь отдых… Да черт побери, хоть бы женщину увидеть! А теперь, на второй день после прекращения огня, нас опять куда-то гонят.
– C’est la guerre, – пробормотал Брюс, продолжая бриться.
– Ты о чем? – с подозрением спросил Уолли.
– Это война, – перевел Брюс.
– Говори по-нашему, пижон.
Уолли Хендри, проведя полгода в бельгийском Конго, все еще не понимал ни слова по-французски.
Опять повисла тишина. Раздавалось только еле слышное поскребывание бритвы и тихое звяканье – их четвертый товарищ чистил винтовку.
– Выпей, Хейг, – пригласил его Уолли.
– Нет, спасибо. – Майкл Хейг посмотрел на Хендри, даже не пытаясь скрыть отвращение.
– Еще одна наглая скотина! Не хочешь со мной выпить? Даже благородный капитан Керри со мной пьет. А ты что, особенный?
– Ты же знаешь, я не пью.
Хейг снова занялся своим оружием. Для всех уродливые автоматические винтовки стали словно продолжением тела. Даже во время бритья Брюсу всего лишь стоило опустить руку, чтобы схватить винтовку, прислоненную к стене. Винтовки остальных лежали на полу рядом с кроватями.
– Не пьешь? – хмыкнул Уолли. – А почему у тебя тогда такой странный цвет лица, братишка? И нос как спелая слива?
Губы Хейга напряглись, руки сжали винтовку.
– Прекрати, Уолли, – сказал Брюс спокойно.
– Хейг не пьет! – завопил Уолли и ткнул бельгийца в ребра. – Видал, Андрэ? Он у нас трезвенник, чтоб его! У меня папаня тоже трезвенник – иногда два или три месяца подряд, а потом придет домой и как съездит мамане в харю – аж на той стороне улицы слышно, как у нее зубы хрустят. – Расхохотавшись, он поперхнулся, но, откашлявшись, продолжил: – Могу спорить, что ты именно такой трезвенник, Хейг. Одна рюмка – и проснешься только дней через десять. Всего одна рюмка – и бац! – баба получает по роже, а детишки две недели сидят голодные.
Хейг аккуратно положил винтовку на кровать и посмотрел на Уолли, стиснув зубы. Уолли, ничего не замечая, глумился дальше:
– Андрэ, возьми бутылку с виски и сунь ее под нос нашему трезвеннику Хейгу. Посмотрим, как он изойдет слюной, а глаза выпучатся, как песьи яйца.
Хейг поднялся – широкоплечий, с мускулистыми боксерскими руками. Ему было уже за пятьдесят – вдвое старше Уолли. В волосах проступила седина, а черты лица еще не утратили былой утонченности, хоть жизнь его и потрепала.
– Пора поучить тебя хорошим