В самые ранние годы ребёнок запоминает только то, что производит на него впечатление. Я не исключение из этого правила. Мне сложно сказать какое именно впечатление на меня произвели события, которые я помню, поэтому просто описываю их. Если читатель психически здоров, то я позволяю ему самостоятельно анализировать факты и делать вывод о моих внутренних переживаниях на данном жизненном этапе.
Вообще, память человека забавная штука. В моём сознании до недавнего времени жила смутная картинка из детства на которой я был изображён сидящим в своей кроватке и почему-то всё измазано зелёнкой. Совсем недавно я прочитал в своей детской медицинской книжке, что переболел ветрянкой в трёхлетнем возрасте. В памяти сразу всплыли подробности того вечера. Меня привели из бани, посадили в чистую постель, дали пузырёк зелёнки и сказали мазать красные прыщики на теле. Я пролил этот пузырёк и сел на пятно, чтобы никто не заметил моей неаккуратности. Сидел и боялся наказания. Боялся, потому и запомнил ситуацию.
Или, например, в моей памяти навсегда запечатлелась столетняя слепая бабушка. Мне никто не говорил сколько ей лет, и что она не видит. Помню старое престарое доброе лицо с закрытыми глазами из чего я и сделал вывод, что ей сто лет и она слепа. Она была во всём чёрном (возможно, монашка) и что-то шептала себе под нос, когда меня подвели к ней. Может она молилась, но уж точно не проклинала, так как меня не за что было проклинать, если только за грех дальнего родственника – Адама.
А вот запах помойки постоянно напоминает мне о детских игрушках. Дед очень часто водил меня на городскую свалку, которая была недалеко от нашей деревни. Я копался в хламе, ожидая найти «жемчужину». Это чувство оставило в памяти некоторые подробности таких похождений. Все мои игрушки были найдены на свалке и пахли соответственно, отсюда и ассоциация запаха помойки с игрушками.
Возможно, я начал описание своей жизни с самых неприглядных событий, и к тому же слишком грубо и резко их излагаю, но я ничего не могу с этим поделать, ибо такова информация в моей голове, оставшаяся с первых трёх лет моего бытия.
С четвёртого года жизни события запоминаются уже в более ярких красках. Вот, например, помню, как перебегая через дорогу, угодил под колёса мотоцикла, перелетел через низенький забор соседнего дома и потерял сознание. Очнулся я уже в больнице с дикой болью в голове. В медицинской карте мне зафиксировали сотрясение мозга с потерей сознания. Или ещё помню, что меня в первый же день выгнали из детского сада, и я больше там не появлялся. До сих пор не знаю за что со мной были так жестоки, но с тех пор я рос на улице.
Примечательно то, что все события, которые я запомнил происходили летом. Я помню купание на пруду, рыбалку деда, ливневые дожди с грозами, помню как меня катали на багажнике велосипеда, на бензобаке мотоцикла, и даже помню себя за рулём какого-то грузовика. Всё это происходило в тёплое время года, а вот зиму не помню.
Так или иначе я запомнил все важные события детства, кроме одного. Я совершенно не помню как попал в детдом. Видимо это было так быстро и безболезненно для меня, что однажды я проснулся совершенно в другой обстановке среди незнакомых лиц, и решил, что так и должно быть. Именно с этого момента память начала фиксировать почти все события жизни в правильной последовательности, и я помню свои ощущения и переживания, поэтому я забираю у читателя право самостоятельно анализировать мой внутренний мир, данное ему ранее, и беру эту задачу на себя.
II
Мне исполнилось шесть лет, когда я попал в детский дом. Как я уже говорил, сам этот факт меня нисколько не смутил, но я был очень напуган лицами и поведением детей, обитающих в этом заведении. Круг друзей моих первых лет жизни был ограничен пятью мальчиками и двумя девочками, которые были совершенно здоровы психически и не имели никаких физических недостатков. В детдоме же я впервые увидел душевнобольных, калек и инвалидов. Это произвело на меня очень сильное впечатление. Я не понимал что с этими детьми не так, но чувствовал, что я не такой как они, и они не такие как я. Со временем я привык к такому различию, но воспоминание о первом впечатлении до сих пор живёт в моём сознании.
Например, один парень ел нитки, потому что ему нравилось сидя на унитазе вытаскивать из задницы эту хлопковую проволоку. Другой какал ночью в штаны, лепил из фекалий шарики и подбрасывал под кровать соседу. Одна девочка в тихий час отхаркивала все слюни, которые у неё были на железную раму кровати, и когда эта жижа охлаждалась, втягивала её обратно в рот. Это неадекватное поведение дополнялось физическими недостатками детей и походило на адские вакханалии.
Я даже не знаю зачем я это всё описываю, ибо самому мерзко вспоминать. Наверное, это поможет вызвать те чувства и впечатления в читателе, которые испытывал я от этой картины.
Как позже выяснилось, скопление такого количества неполноценных детей в одном месте не случайность. Детский дом, в который я попал был коррекционного типа. Меня определили туда из-за сотрясения мозга, о котором я уже упоминал. Видимо,