Может и бедна; им, учёным людям, виднее. Но, по-моему, если даже и в самом деле бедна, то тем важнее то сказочное богатство, что было собрано сто лет назад. Вот и родилась у меня мысль познакомить нынешних ребятишек с ними – теми сказками, что слушали наши прадедушки и прабабушки. Ведь сказка-то для того и сказывается, чтобы слушать. Даром ли жили в те давние времена сказочники-артисты, по-вятски – «бахари» – говоруны, то есть, те самые, что сказки знали и рассказывали. Сегодня в одной избе сказывали за ночлег да миску щей, а завтра отправлялись в другую избу или деревню.
Следом за ними ходил с блокнотом для записей и учёный сказочник Дмитрий Зеленин. Сказки слушал, да в блокнот записывал. Записывал в деревнях и селищах уездов, то есть районов по нынешнему, Вятского да Яранского, Уржумского да Орловского, Котельничского, да Нолинского. Брал на карандаш, то есть заносил в блокнот, и те ребячьи сказочки, что сказывали своим непоседливым внучатам и бабушки-старушки. Про Волка и Медведя, про Лису-кутафью и Чёрного Кожу.
И я был когда-то таким же мальцом-непоседой, и мне рассказывали сказки. Рассказывали про белого бычка, про царевну-несмеяну, про петушка с жерновками и медведя на липовой ноге. Рассказывала их моя нянюшка Парасковья. Рассказывала пусть и на полсотни лет позднее, после того как записал сказки этнограф Зеленин, да опять всё в том же Нолинском районе. Потому в эту книжку я включил и их.
Читайте, непоседы.
Петух и жерновки
Жили-были старик со старухой. Были у них петух Парамон с курицей Пашутой, да жерновки. Петух с курицей собирали в поле колоски, выклёвывали зёрна и мололи их на жерновках. Из муки пекли пряженики да ватрушки. Тем старик со старухой и сыты были. Пришло время, и старик со старухой умерли. Остались одни: петух Парамон, да курица Пашута. Ну и жерновки, естественно.
Ехал как-то раз мимо барин, смотрит, изба пустая, а петух поёт на крыльце. Вошёл в избу, увидал там жерновки, взял их, как бы поглядеть, понравились. Он их и унёс.
Петух Парамон увидал такое дело, летит за барином и орёт:
– Барин, отдай жерновки!
Барин и не думает отдавать, – сел в коляску, да поехал.
Петух следом полетел.
Летит и горланит:
– Барин, отдай жерновки!
Барин приехал домой, а петух не отстаёт, оседлал ворота и снова кричит:
– Барин, отдай жерновки!
Велел барин дворовым работникам словить петуха и бросить его в колодец.
Схватили дворовые петуха, бросили в колодец.
Не растерялся петух, давай кричать:
–Пей, брюхо воду! – Так весь колодец и выпил. Вылетел из колодца и опять за своё: – Отдавай, барин, жерновки!
Велел барин бросить петуха Парамона в печь. Растопили печь докрасна, сызнова петуха поймали да в самый жар и метнули.
Полетел петух в печное чело, а всё не унимается – летит и орёт:
– Отдавай, барин, жерновки! – И уже под печным сводом пропел: – Лейся вода из брюха!
Выплеснулась вода, что в колодце была выпита, – весь жар так и залило.
Велел барин снова изловить петуха и зажарить его. Сказано – сделано.
Словили дворовые люди буйную птицу, зажарили над углями.
Съел барин петуха, а тот голову высунул и базланит:
– Отдавай, барин, жерновки!
Совсем осерчал барин:
– Тащите топор, – кричит, – отсечём ему голову!
Хотели слуги петуха по голове шваркнуть, да угадали по барину. Так и засекли. Петух-то и вылетел.
Барыня заревела, велела жерновки обратно увезти. Петух Парамон тут же за ними домой и полетел.
Стали они с курицей Пашутой жить по-прежнему: колоски в поле собирают, зерно на жерновках мелют, гостей, что к ним заглядывают, свежими ватрушками, да пряжениками угощают.
И я там был, ватрушки с пряжениками ел, – хороши ватрушки с пряжениками, – сытны да мягки.
Кот, воробей, да петух
Жили-были-поживали, добра много не нажили, но и не бедовали кот Булыка, воробей Митейка да петух. Петух – просто петух, без имени, потому как совсем глупый был. Избушка у них стояла в лесу. Кот да воробей ходили на работу в лес дрова рубить, а петуха одного в избушке оставляли.
Вот