Наступил 1552 год.
Сизым налетом покрывались шопронские сливы и поспевали подсолнухи. Однажды в солнечный ветреный день Эва Борнемисса вышла после обеда на веранду своего дома и стала разбирать мужнино платье. Она искала одежду какому-то юноше, уезжавшему на чужбину.
С тех пор как мы расстались с Эвой, она немножко пополнела, стала женщиной. Лицо, правда, еще сохраняло девичью белизну и бархатистость, но в милых кошачьих глазках не было уже прежней плутовской улыбки. Черты выражали кротость и спокойный ум.
– Вот вам, Миклош, даже два наряда, – сказала она школяру, разложив на столе поношенный костюм из узорчатого шелка вишневого цвета и будничный полотняный костюм. – Этот вам еще широковат. Но, может быть, через несколько месяцев будет как раз впору.
– Благодарю, благодарю вас, ваша милость! – пролепетал Миклош, зардевшись от радости.
– Правда, шелк кое-где посекся, – сказала Эва, разглядывая одежду. – Но вы ведь передохнёте у нас, а до вечера я все успею подштопать. – Потом она подняла серый полотняный костюм. – Вот этот будет вам как раз впору. Муж ездил в нем в Буду, когда турок занял ее и мы с королевой переезжали в Липпу.
– Благодарю вас! – радостно сказал школяр. – В нем я и поеду. Его никакая пыль не возьмет!
Женщина обшарила карманы – все были пусты. Однако в кармане поддевки она нащупала что-то твердое.
Карман был дырявый. Эва сунула в него палец и нашла за подкладкой сложенный в несколько раз тоненький листик пергамента.
Посмотрела на него Эва, развернула, разгладила. Какой-то чертеж вроде пятиугольника, повсюду линии и точки.
– Миклош, скажите, что это такое? Черепаха, что ли?
Юноша положил бумажку себе на ладонь, потом повернул и долго рассматривал.
– Нет, это не черепаха, – сказал он, замотав головой, – хотя и похоже.
Из комнаты выбежал шестилетний черноглазый мальчуган. На поясе у него висела в ножнах из вытертого красного бархата превосходная сабля с позолоченной рукояткой.
– Мама, – защебетал ребенок, – ты обещала купить мне и трубу! Золотую трубу!
– Янчика, не мешай мне сейчас, – отстранила его мать. – Ступай, милый, в сад к Луце.
– А купишь потом золотую трубу?
– Куплю, куплю.
Ребенок сел верхом на саблю и, топоча, помчался во двор, а оттуда в сад.
– Так вот, – сказал школяр, внимательно разглядывая бумагу, – это план крепости, притом Эгерской.
– Эгерской крепости?
– Да. Извольте поглядеть: черепаха обведена двойной линией. Это крепостная стена. А голова черепахи и четыре лапки – пять башенных выступов. Четырехугольнички, начертанные тонкими линиями, – здания.
– А что это за серп возле черепахи?
– Наружные укрепления. В них нет зданий, как бывает обычно в наружных дворах крепости, – только две башни, с двумя вышками.
– А вот эти два черных крючка, которыми прикреплена середина серпа к черепахе?
– Это Темные ворота.
– Почему «Темные»?
– Потому что они под землей.
– А что это возле ворот?
– Конюшня.
– Такая большая конюшня?
– Большая и нужна, ваша милость. Тут же, наверно, и каретный сарай и жилье для конюхов. Должно быть, и ключник здесь живет.
– А вот эти точки возле ворот?
– Тут была церковь, которую построил еще король Иштван Святой. Половину ее, увы, снесли не так давно: десять лет назад.
– Как жаль!
– Конечно, жаль. Но на месте разрушенной части строения провели большой ров и построили наружные укрепления. Это было необходимо. Ибо эта и восточная сторона крепости были уязвимее всего.
– Но откуда вы это знаете, Миклош?
– Как же мне не знать! Я два года учился в эгерской школе, и там все об этом говорили. Тогда и построили Темные ворота.
– Поглядите, и на западной стороне, возле речки, тоже есть ворота.
– Есть ворота и здесь, с юга. В крепости трое ворот.
– А вот эти разные красные черточки – это что такое?
Школяр разглядывал, разбирал значки. Покачал головой:
– Это подземные ходы.
– Столько подземных ходов?
– Их много, только иные из них уже стали непроходимы.
– А четырехугольники в виде комнат?
– Это подземные залы. Здесь водохранилище. Тут кладбище.
– Кладбище? Среди подземных ходов?
– Должно быть, так. Видите, под этим подземным ходом написано: «Дорога мертвецов».
Женщина содрогнулась:
– Странно, что здесь хоронили мертвецов…
– Только во время холеры, – ответил школяр. – Теперь я припоминаю,