Зайцев разогнал дым рукой.
– Извините. – Ясновидящий суетливо вкрутил недокуренную папиросу в стоявшее перед ним блюдце. Но прежде уронил столбик пепла себе на колени. Створчатое зеркало позади него повторило движение в трех ракурсах: справа, слева, сзади. У ясновидящего были гримуборная и столик, как у провинциального тенора. Таковым он, в сущности, и был. Колесил по маленьким городам. Давал выступления. Собирал публику.
Публика уже разошлась. Разошлись и частные клиентки, стоявшие к гримуборной небольшой сжатой очередью, тщательно отводя друг от друга глаза, – каждая пришла со своей тайной.
Ясновидящий сидел, сгорбив тощую спину: устал.
А в большие города не совался. Не дурак, похвалил мысленно Зайцев: в больших городах много скептиков. В том числе вредных для частного предпринимательства милиционеров и фининспекторов.
В Н-ске его и нагнал Зайцев.
– Не курите. Правильно делаете.
– Иначе в будущем меня убьет рак легких? – иронически отозвался Зайцев.
Товарищ ясновидящий пристально глянул.
– Нет.
Глаза у него были смышленые. Понимающие. Слишком смышленые. Одно слово: записной жулик.
Было ясно, что в Н-ск Зайцев приволокся зря. Зря потратил уголовный розыск деньги на железнодорожный билет и суточные.
– Вас убьет не рак.
Зайцев хмыкнул.
– Всех нас рано или поздно что-нибудь убьет.
– Вы не хотите знать – что?
– Нет, – честно ответил Зайцев. – Мне все равно.
– Все хотят, – удивленно то ли возразил, то ли сообщил ясновидящий. Лессинг его фамилия. Точно, Лессинг. Наверняка сценический псевдоним.
В Н-ск Зайцева привели крысы.
– И крысы – тоже всем мерещатся?
Товарищ Лессинг прикрыл выпуклые глаза. Комедия. «Работает ясновидящего», – мысленно хмыкнул Зайцев. Тем не менее в зале тогда, по сообщению агента, было несколько десятков человек. И все принялись ахать, задирать ноги, вскакивать на стулья. «Крысы!» Дамы визжали.
Массовая истерика, короче. Хоть местный мильтон и божился, что крыс видел сам. «И супруга моя подтвердит». «Все ясно», – сразу понял тогда Зайцев. И не ошибся.
– Отвечу вам честно, – промолвил товарищ Лессинг словно нехотя.
Ответы его Зайцеву на самом деле были ни к чему. Достаточно пяти, даже четырем подсадным уткам в разных точках зала начать вопить: «Крысы», как паника охватит остальных. Кто там будет вглядываться под стульями? А даже если и посмотрит: всегда мелькнет какая-то тень, которую можно будет принять за серую спинку, за мелькнувший хвост. Товарищ Лессинг был профессиональным мошенником. В его способности нанять с полдюжины помощников Зайцев не сомневался. Он сам бы, например, именно так и поступил, случись ему зарабатывать на жизнь надувательством.
– Гипноз, – проговорил ясновидящий устало, как трудовым рублем подарил. – Ничего более.
И распахнул глаза. «Пронзительный взгляд» в самые зрачки. Трюк, видимо, действовавший неотразимо на провинциальных баб. Зайцеву стало противно. Несчастные – не вдовы, во всяком случае, не официально, – они все хотели знать, где их пропавшие мужья. Или отцы. Или братья. «Десять лет без права переписки» – так вроде звучала эта ныне популярная формула. На этом вот «без права переписки» жулики вроде Лессинга зарабатывали свои мятые, теплые, из лифчика вынутые рублишки.
– А разве гипноз бывает массовым? – спросил Зайцев без интереса.
Он и спрашивал уже по одной всего причине: поезд, который унесет его обратно в Ленинград, покачивая фанерными боками купе, был только завтра. В Н-ске по-всякому предстояло провести ночь, позавтракать. А прежде хоть как-то проглотить остаток вечера.
Гипнозом уголовный розыск не интересовался. С гипнозом Институту мозга все было ясно. Поручено было искать только ясновидящих. Агентов, участковых, даже уличных постовых согнали на собрания. Под подписку о неразглашении. Объяснили задачу. Дали инструкции. Все заявления и сигналы от населения тщательнейше собирались. Регистрировались. Подшивались. Проверять их выезжало только их звено. Человеко-единицы, друг друга не знавшие, до того никогда вместе не работавшие (потом их точно так же рассыпят по разным городам), подписавшие документ о неразглашении. Зайцев – одна из них.
– Вы мне не верите. Вы – верите?
– Я верю в победу коммунизма, – быстро отозвался Зайцев, закидывая ногу на ногу. – Во всем мире.
Беседа с жуликом надоела ему.
– Хотите попробовать?
Лессинг сказал: «хочете».
– Зачем?
– Гипноз открывает человеку то, что спрятано сознанием. Что у вас спрятано сознанием?
Но ответить Лессинг ему не дал. Видно, понимал, что ответом будет скептическая ухмылка: мол, так я тебе и сказал, ага.
– Не