Курьер Кошкасмехов от рождения имел смешную фамилию, но внешность его в противоположность фамилии не вызывала смеха или даже улыбки. Это был монументальный мужчина: полный, высокий, с густой кучерявой шевелюрой и окладистой слегка старорусской бородой. Звали его Альбертом, но мало кто обращался к нему по имени. За глаза все сотрудники банка называли курьера Львом Толстым.
Кошкасмехов действительно чем-то походил на великого классика, главным образом бородой. В разбросанных по всему городу многочисленных подразделениях банка он был известен своим необычным поведением и общим контрастом между наглостью и бесцеремонностью, с одной стороны, и скромной должностью – с другой. Как и во многих других учреждениях, в банке было принято, что наглость и хамство – удел топ-менеджеров.
Кошкасмехов был человеком, не зависящим от общественного мнения. Хотя все сходились во мнении, что быть курьером в его возрасте не совсем прилично, он вовсе не стыдился своего низкого положения в корпоративной иерархии банка. Более того, он вёл себя гораздо увереннее почти всех наёмных сотрудников, которые больше всего на свете боялись потерять тёплые насиженные места. Взять хотя бы, как он входил в комнату, где располагался департамент маркетинга. Он всегда открывал дверь уверенным толчком, и то, что за все время еще никого не пришиб ею, было большой удачей для маркетологов. Говорят, что финансистам повезло меньше: Кошкасмехов таки прибил у них одного старичка из отдела контроля закупок.
Зайдя к маркетологам, он неизменно выходил в центр комнаты, выдерживал монументальную паузу, во время которой удостаивал всех присутствовавших взором, переполненным презрения и превосходства. Убедившись, что никто не хочет встречаться с ним взглядом, извлекал из своей сумки по одному подписанные конверты.
– Олексеенков! – громко провозгласил Лев Толстой в этот раз, строго оглядывая всех сотрудников. Впрочем, когда его взгляд встречался с Мишиным – был там один шустрый малый, с которым у курьера был неплохой контакт, похожий на дружбу, – незаметно подмигивал ему.
– Моя фамилия Олексенко, а не Олексеенков, – возражал получатель. Ему часто приходили документы, и он всякий раз поправлял курьера.
Курьер, как обычно, пропустил возражение мимо ушей и угрожающе спросил:
– Брать будете или отказ оформить?
Олексенко вздохнул и принял корреспонденцию. Сегодня он был не единственной жертвой курьера.
– Устинова Мария Юрьевна, – прорычал курьер имя директора департамента, тряся конвертом над головой.
Заместитель директора Червонцева робко подошла к нему.
– Вас можно поздравить с назначением на должность директора департамента маркетинга? Или это Мария Юрьевна сменила внешность? – зло и очень громко, почти срываясь на крик, спросил Кошкасмехов.
Заместительница онемела от недоумения. У неё затряслись руки.
– Корреспонденция вручается лично в руки получателю, – это всем понятно? – торжествующе обвёл глазами комнату Лев Толстой. – Лично!
Помимо прочего он был известен своими крамольными монологами. Вот и теперь, раздав корреспонденцию, он сел за небольшой пустующий стол, на котором располагался лоток с исходящими документами, достал из внутреннего кармана пиджака реликтовую перьевую ручку и принялся неторопливо составлять опись исходящих из департамента писем, проговаривая очередной свой монолог:
– Вот вы, господа, сидите в этом душном помещении и целый день с постными лицами смотрите в мониторы. При этом большинство из вас искренне считает, что жизнь удалась и все у вас хорошо.
А между тем представьте, что в это помещение попал, допустим, вместо меня какой-нибудь житель 19-го века. И вот сидит он на моем месте и смотрит по сторонам. И что же видит? Видит он неподвижных молчаливых людей, которые сидят и сосредоточенно смотрят в установленные на столах под углом 90 градусов черные дощечки. Вы, кстати, так ловко расставили здесь столы, чтоб никто случайно не увидел, что у вас там на экранах мониторов происходит, что пришельцу из 19-го века и не останется ничего другого, как подумать, что это дощечки. Вы там, что, порно смотрите или по сайтам распродаж лазите?
В ответ на эту реплику почти все оживились и непроизвольно начали печатать какие-то тексты на своих клавиатурах.
– Ну так вот, – продолжил Кошкасмехов, – время от времени люди в комнате начинают судорожно стучать пальцами по другим дощечкам, лежащим у них на столах. Ещё они возят одной рукой по столу небольшой ни на что не похожий предмет, сосредоточенно при этом глядя в вертикально стоящие дощечки. Что бы подумал визитёр из прошлого? – сам себя спросил Кошкасмехов и сам же себе ответил, понимая, что присутствующие будут его игнорировать до последнего. – Допустим, две мысли бы подумал: что он попал в дом для душевнобольных или вовсе в потусторонний мир. А если в потусторонний, то понятно, что в ад. Кто ж в раю будет подвергаться таким жестким мучениям – по девять часов сидеть на одном месте и смотреть в небольшой прямоугольник. Гребцы – рабы на галерах