– Так чем же нынче занимается ваш брат? И почему только теперь он решил навестить родные места? – едва ли не клещами вытащив из Якова Ильича все вышеизложенное, не унималась любопытная женщина.
Барин хмуро обвел глазами сидящих за столом домочадцев, на секунду задержав взор на своем четырнадцатилетнем сыне. Филипп единственный вел себя спокойно и сдержанно, хотя новость о приезде неизвестного доселе дядюшки и его взволновала тоже.
– Герман – спирит, – только и произнес он, заставив присутствующих изумленно ахнуть.
Спиритизм, давно превратившийся в столицах в массовую практику, чуть ли не в салонную игру, здесь, в провинциальной глуши был все еще окружен притягательным ореолом неизведанности. Вопреки тому, что отец Амвросий, местный приходской священник, неоднократно упоминал это загадочное действо в своих проповедях, обличительно именуя его «бесовством», женская часть семьи, представленная Пелагеей Ивановной и Катрин, не только не утрачивала интереса к теме, а словно еще больше ею зажигалась. И вот, оказывается, скоро в усадьбе появится настоящий живой медиум, да еще и французский граф! Ну как тут не взволноваться!
Вечером того же дня Филипп поинтересовался у мосье Деви, знаком ли тот с батюшкиным братом. Учитель лаконично кивнул, демонстрируя явное нежелание отвечать подробнее.
– И каково о нем ваше мнение? – все-таки спросил мальчик, безмерно уважавший суждения француза.
Тот только покачал головой:
– Филипп, ты сам все поймешь, едва его увидишь. Мне не хотелось бы своей оценкой как-то повлиять на твое отношение к дядюшке.
Прибытия графа ждали с большим нетерпением. Пелагея Ивановна совсем загоняла лакеев, горничных и даже садовника, стремясь придать усадьбе как можно более презентабельный вид, хотя никаких указаний «привести в совершенство» от барина не поступало. Несколько дней в особняке и вокруг него царила суета: паркетные полы натирались до блеска, столовое серебро тщательно начищалось, окна намывались, кусты подрезались, на клумбы высаживались цветы, задний двор посыпался чистым песком.
Знаменательный день выдался по-летнему теплым, окна стояли открытыми, дабы выветрить тяжелый дух половой мастики и чистящих средств, и сидя в гостиной, Филипп наблюдал, как Адель ковыряется в земле маленькой лопаткой, что-то пересаживая и подправляя в стремлении придать весенней клумбе идеальный вид. Девочка подоткнула подол юбки, и время от времени ему были видны ее белые изящные, словно у фарфоровой статуэтки, лодыжки. Завороженный этим зрелищем, он пропустил раздавшиеся прежде времени звуки, знаменующие приезд гостя. Он выбежал из