Так и рванулась бы из тела.
«Фауст» И. Гете
Пер. Б. Л. Пастернак
Утро застало Антона Боярского в приподнятом, деловитом настроении. Он уже два часа как не спал, сосредоточив взгляд на красном свином пятачке в розетке, сиявшем сквозь ночную темноту. Он с детства ненавидел ночи и не мог уснуть без хотя бы крошечного источника света. Хотя и с ночником спал он паршиво-либо мучился бессонницей, либо видел странные неприятные сны. И все-таки тем утром Антон чувствовал себя на редкость воодушевленным. Дело было в новом спектакле и доставшейся ему сольной партии доктора Фауста. Двадцативосьмилетний танцовщик чувствовал, что способен этой ролью заставить всю Москву рукоплескать ему. А после Москвы-всю Россию, а потом-Европу, может, даже и до Америки доберутся. Антон был на пике формы-безупречно натренированное тело, доведенная до совершенства техника классического балета, а к ней в придачу-акробатические трюки. Те, кто не знали Боярского лично, называли его баловнем судьбы. Те, кто работал с ним, знали, что его успех-результат долголетних ежедневных, многочасовых тренировок. Красавчик-блондин с обольстительными карими глазами, в прошлом-солист известного Петербургского балета, теперь блистал в Московском Балете Современного Танца, или «М-БеСТ», как называли коллектив танцовщики между собой. Во многом благодаря Антону Боярскому безвестная поначалу труппа постепенно завоевала право работать на главных столичных сценах. Боярский понимал, что рискует, когда уезжал из Питерского коллектива в Москву. Коллеги крутили пальцами у виска-мол, из князей в грязи полез. Из именитого коллектива неизвестно куда. Но Антон рисковать не боялся. Он хотел сделать себе имя в танцевальном мире. С этим условием он и приехал в Москву к Юрию Христофоровичу, художественному руководителю М-БеСТа: он-Боярский должен стать лицом коллектива. Визитной карточкой. Единственным и незаменимым. Юрий Христофорович ему буркнул в своей манере: «Высоко взлетел-больно будет падать.» Зато директор балета, Вениамин, позвал Антона к себе в кабинет на разговор по душам. И там уже соловьем разливался, рисуя танцовщику самые радужные перспективы. Надо сказать-не обманул. Какими уж путями, Антон не знал, но Вениамин добивался для Антона интервью на телевидении и фотосессий в журналах. Имя Антона Боярского замелькало в светских кругах. Вечеринки и тусовки однако его не интересовали. Он мечтал о роли. Как «Призрак розы» Нижинского или «Золотой бог» Махмуда Эсамбаева…Роли, в которой его бы запомнили навсегда. Фауст станет этой ролью! И вот, лежа под одеялом, в размытой темноте предрассветных часов, когда большинству людей спалось слаще всего, Антон Боярский сосредоточенно раздумывал над характером своего персонажа и о тех хореографических находках, которые сделали бы его неподражаемым. Образ у него не складывался. Хороший человек Фауст или не очень? Всю жизнь посвятил науке и лечению крестьян, а потом вдруг пускается во все тяжкие с дьяволом. Поддается искушению. Значит ли это, что он-слабый человек?..Или нет?.. Ответ пока не приходил, и Антон переключился на более техническую сторону вопроса, а именно-сцену перевоплощения Фауста из старика в молодого. Он планировал великолепный каскад прыжков для помолодевшего Фауста и предвкушение скорой репетиции, где он сможет продемонстрировать задуманное, заставляло сердце биться громче. И… какой уж там сон! Он едва дотянул до семи утра, отключил будильник, не дожидаясь, пока тот прозвонит, осторожно перелез через спавшую рядом девушку и отправился в душ, напевая под нос мотив из балета.
Репетиция начиналась в одиннадцать, и Антон с Элиной всегда приезжали на базу за час до начала первого урока классики. Переодевшись, Антон обыкновенно шел не в большой зал, где разогревалась труппа перед уроком, а-в малый, где никого не было. К своей досаде, в это утро он обнаружил, что малый зал занят какой-то подтанцовкой. Пришлось идти ко всем. Бросив громкое: «Здорово!»-подошел к станку, начал разогревать стопы. Прыжковая дорожка так и крутилась в голове. Он решил не ждать окончания урока классики-не терпелось попробовать элементы. Остальные танцовщики «рассортировались по стенкам»,-как говорил Юрий Христофорович. Разминались неторопливо, с ленцой, переговариваясь о том о сем, готовясь провести остаток дня в паряще-устойчивом движении. Никто не интересовался Боярским, пересекшим зал пружинистым шагом, от которого подрагивали его упругие ягодицы, обтянутые черным трико. Но когда он отключил чей-то айпод, и музыка, игравшая до того фоном, прекратилась, раздались гневные выкрики. Не обращая внимания, он воткнул провод в свой девайс и включил композицию. Начал с небольших прыжков, переходя к более сложным. Он пролетал всю длинную диагональ зала-от входной двери до самого фортепиано в углу, замирая в каждом прыжке в воздухе на несколько мгновений. Хотя и привыкшие за семь лет к его потрясающей толчковой силе, коллеги все же повернулись в его сторону-глаза заблестели от восхищения. Темп музыки нарастал, подбираясь к тому моменту, когда Фауст получает напиток из рук ведьмы и молодеет. Разгоряченный собственным успехом, Антон еще усложнил диагональ и, повинуясь внезапному импульсу «очумевшего от счастья» профессора, выкинул пару коленец вприсядку, потом снизу, из полного приседа сиганул на крышку фортепиано. Хихикала электрогитара, предупреждающе били барабаны. Уже взлетая, он почувствовал-что-то