«Есть только два пути заметных у людей…»
Тень
Каждый вечер, как только сгущаются тени,
Я спускаюсь к камину и с чашкой в руке
Размышляю о том, что я должен был сделать,
Но не сделал: забыл, не сумел, не успел.
Лёгкий сумрак и кофе густой и горячий,
За окном мрачный лес неприступной стеной,
На двери амулет, приносящий удачу
И хранящий мой призрачный зыбкий покой.
Я снимаю очки, к полутьме привыкая,
Расплываются в рамках сюжеты картин.
А на краешке стула сидит неприкаян,
Чуть сутулясь, знакомый лишь мне господин.
Это тень, что является вечно без спроса,
Беспардонно врываясь в налаженный быт,
Наглый прищур, прилипла к губе папироса,
Но без шерсти, без вил, без рогов и копыт.
Мы молчим, уступая друг другу дорогу,
Только глупый торопится сразу сказать.
На дуэли лишь выстрел, и то – это много,
Если выпало первым другому стрелять.
Нам спешить не резон, мы остались чужими.
Только тень всё пытается мне доказать,
Что мы плохо любили и мало дружили,
Что за слабость придётся ответить опять,
Что ни совесть, ни честь завещать по наследству
Никому в этом мире пока не дано,
Что за наши победы обязаны детству,
А ошибки привыкли валить на вино.
Хватит. Хватит! Нельзя же так пошло и грубо
Рассуждать о привычных как воздух вещах!
Но улыбка лишь тронет мелькнувшие губы,
И просыплется пепел на складки плаща.
Тень поднимет сухую артрозную руку,
Мол, довольно, зачем по-пустому шуметь?
На мгновенье в гостиной ни света, ни звука,
Будто стёкол коснулась незримая смерть.
С ровным треском камин пожирает поленья.
Возле зеркала, горбясь, стою я один.
Никогда не смогу примириться я с тенью,
Так кому же, смутившись, шепчу: «Приходи»?!
У камина
Я растворился в кресле у камина,
Где пламя лижет дров сухих шалаш.
На полке глиняная балерина
С улыбкой, словно клоун Карандаш.
И мечется огонь животным многоликим,
Пытаясь на решётку налететь.
На мраморе мифические блики
Мистерией про жизнь или про смерть.
В ладонях прячется стакан со льдом и виски.
Трещат поленья, искры-светляки.
Сегодня мир вдруг стал до боли близким,
Почти как пальцы сломанной руки.
А в полудрёме тусклые фантомы
Плывут, как будто в небе облака.
И я опять хочу разговорить Харона,
Смешного, в сущности, немого старика.
Приходят поздно здравые идеи,
Когда нет сил парить или летать,
Когда виски предательски седеют,
И койкой видится просторная кровать.
Но есть пожар, зажатый между стенок,
А значит, есть предел у пустоты!
И, может быть, остался от вселенной
Не только сладкий и приятный дым.
Миражи
Всхожу ли я на берег влажный,
Где волны трутся о гранит,
Где над стволами змей бумажный
Орлом расцвеченным парит.
Брожу ли я тропой лесною
По жилам высохших корней,
Где тень соседствует с сосною,
Где воздух гуще, чем елей.
Сижу ли на холмах горбатых
Среди нескошенной травы,
Где пахнет юностью и мятой,
Где не укрыться от жары.
Везде, куда судьба забросит,
Налёт сомнения лежит.
А за спиной смеётся осень
И возбуждает миражи.
Мы
Мы все немножечко евреи,
Хотим мы этого иль нет,
Нас по пустыням