Дверь хлопнула, отозвавшись эхом в ушах, а сквозняк пронесся по квартире и поселился в ее скукожившейся душе. Любаша ахнула, согнулась и зажала уши руками. Сидя в спальне, она раскачивалась как маятник, набирая скорость и…. завыла. Не громко, протяжно, уже не думая о том, что подумают дочки. В голове, как дятел, стучало: «ушел, ушел, ушел…» Так прошла ночь, а на утро она собралась, даже не взглянув на девочек, словно это они были во всем виноваты и пошла на работу – единственную отдушину, за последние несколько месяцев.
На улице был май, в полном разгаре – тепла, красок и радости. Чужой радости, не ее.
– Любонька, золото мое! – встретила ее моложавая тетка, жена крупного чинуши, которой она, вот уже много лет подряд, два раза в неделю, делала массаж. – Голубушка, да кто же тебя обидел?
– Да так, просто не выспалась. – сказала Люба, пряча глаза.
– Ох, голуба моя! У меня глаз – алмаз. Мужик это, тут и гадать не надо. – Всхлип вырвался из груди и Люба, упустив руки плетьми, грохнулась в кресло, давая волю слезам. – Поплачь, поплачь! – запричитала тетка, подошла к серванту, налила в рюмки водочки, одну сразу опустошила, а вторую, поставив на тарелочку, преподнесла массажистке. – Пей, это обезболивающее. И не верти головой, не юла. Сегодня тебе не до работы, а мне синяки не нужны. Пей, говорю, а то рассержусь и найду другую. Вот, молодец! Ты, Люба, медик, сама должна знать, без анестезии душевную боль не унять. Люба выпила, залпом, скривилась, но тут же выпрямилась, ударив себя по коленкам.
– Спасибо! Мне стало легче. Наверное, Вы правы, не рабочее у меня состояние. Скажите когда прийти и я отработаю.
Любаша поднялась, а рука женщины усадила ее на место.
– Сидеть! Мой час, как хочу, так и кручу! – женщина уже поставила на стол графинчик, в испарине, нарезку из дефицитных колбас, сыра. Тут же разместилась баночка оливок. – Давай выпьем, за нашу, женскую долюшку и ты мне все расскажешь.
– Нечего мне рассказывать, просто муж ушел.
– Ой-ли! Можно подумать он впервые хвостом крутанул.
– Но он вещи забраааал. – опрокинув рюмку, взвыла Любаша.
– И чо?! Поносит его, пошляет и никуда не денется, вернется. У вас же дети!
– А то это их держит.
– Ну, это как поглядеть. – женщина выпила горькую не кривясь, бросила в рот оливку и улыбнулась. – А вот если ты выть будешь и себя опускать, то не вернется.
Люба заревела, будто и не слышала слов клиентки, словно прорвало ее:
– Ой, горе мнееее! Что же я теперь делать будууу? Старшая калечка с рожденияяаа, младшая еще под стол пешком ходииит… Я же все для негооо, самое лучшееее. – подняла руки, вены выпирали на кистях, натруженных постоянной работой. – В больнице отпашешь, потом по клиентам бегаееешь, чтобы дом – полнааяя чашааа, что бы он, как с иголочкиии. Гад он паршииивый… – Любаша выпила следующую рюмку, понюхала бутерброд, заботливо всунутый в ее руку хозяйкой и положила на тарелку, продолжая выть белугой.
– Все, хватит себя жалеть! Пьем по последней и я научу тебя, как его привязать к себе на всю жизнь! – Люба вмиг умолкла и, расширив глаза, уставилась на хозяйку. – Пей и ешь! А то дурь в голову ударит, глупости начнешь делать, а мне ты еще нужна. Живехонькая!
И Любаша, как послушный ребенок, выпила налитую водочку, опустошила тарелочку и села, сгорбившись, но открыв рот, слушать женщину.
– Думаешь мой не бегал? Еще как бегал, за каждой юбкой, что мимо мелькала. Да и сейчас поглядывает на голые ножки, я-то знаю. Но вот уйти от меня – засть!
– Дааа… – протянула Люба и икнула. – Вы такая, такая…
– Так кто меня такой сделал? Сама! Ладно, не лупай глазами, обещала – скажу. Только ты слушай внимательно и делай, все в точности, без фантазий.
– Обещаю!
– Ты не мне обещай – себе, твоя жизнь на чаше.
****
Средина семидесятых, май. Каштаны запалили свечки, земля, как веснушками, украсилась одуванчиками. Любаша жила с замиранием сердца от любого шума у двери, четко выполняя указания тетки. Звонила мужу на работу, каждый день, приветливо здоровалась, без упрека и жалоб. Услышав его сухое приветствие, отдавала трубочку детям и, не прощалась с ним, стояла весь разговор, прислушиваясь к их разговору. Неделя пролетела как муха по кухне, оставив неприятные следы. Но она держалась, ой как держалась! Не поехать к нему на работу, не упасть в ноги, не явиться в дом его пассии и не закатить скандал… Многое еще терпела и привыкала – за собой ухаживать, с детьми общаться, даже гулять с ними, по вечерам и обязательно там, где бы он их, ненароком заметил. Но ничего не помогало. Семь длинных дней и ночей, а он так и не вернулся. Множество часов, еще больше минут, а он так сам и не звонил.
Сегодняшняя ночь была самой тяжелой. Сон ушел сразу, как она коснулась подушки и Любаша лежала, глядя в белый потолок, в энное количество раз, вспоминая инструкции