Ему удалось провести три таких попытки. Он даже создал теорию, согласно которой в момент смерти разрывалась тенепространственная связь между человеком и его тенью, что всю жизнь стягивала их друг с другом с едва измеримой силой. Однако прежде чем он закончил работу, прежде чем измерил силу притяжения людей и теней, очередная вещь увлекла его внимание. Он прочел трактат некоего шлифовальщика драгоценных камней в Прахове о том, как свет солнца меняет свои свойства, когда проходит сквозь призмы и узкие щели. Хольбранвер забросил весы, принялся штудировать пропыленные труды анатозийских ученых, разговаривал с тенемастерами, семь дней кряду бродил по своей комнате от стены к стене, размышляя, и наверняка помер бы от голода, если бы Саннэ не приносила ему еду.
Потом он приступил к экспериментам. Ему удалось убедить молодого короля, и вскоре по городу пошел слух, что владыка полдня провел в его мастерской на чердаке без движения, в то время как дьявол Хольбранвер держал перед ним какой-то ящичек и говорил владыке (как же он посмел!), чтобы тот сидел спокойно и не двигался – словно коню, которому подковывают копыта.
Но то, что должно было стать идеальным королевским тенеграфом, оказалось чем-то совершенно другим, неожиданным. Когда Хольбранвер вспомнил образ, который он увидел нынче утром на стене комнаты, он почувствовал, как начинают потеть его ладони. Владыка настаивал, чтобы Хольбранвер показал результаты своих экспериментов, камергер же недвусмысленно давал понять, что довольно давно уже он не предоставлял никаких открытий, а ведь ученый без открытий словно художник без картин – бессмыслен, жалок и уж наверняка недостоин двенадцати золотых эскудо месячной стипендии.
Хольбранвер знал, что новейшее его открытие выходит за рамки оптики и мерных весов. Зато восходил он на опасные тропы философии и теологии, где опыта у него почти не было. Ведь полагал он себя лишь любознательным часовщиком, который пытался применить правила механики и математики к другим областям жизни.
Впервые в жизни Хольбранверу требовалась помощь.
Он подумал о дочке. И тогда под потолком библиотеки прокатился эхом звук быстрых шагов. Ученый был куда как далек от веры в знаки, но стечение обстоятельств его удивило. Это приближалась Саннэ, как по заказу.
Он поднял взгляд. Из-за стекол тяжелых очков глаза его напоминали глазки крота.
– И куда ты, дитя, деваешься, когда ты мне нужна?
– Папа сам говорил, чтобы я не сидела здесь, и я пошла в сад. А теперь я пришла накормить кролика. Уже час.
– Он накормлен,