Хмурое утро. Андрей Викторович Белов

елья, каждое утро для Ефима было хмурым.

      «Алкоголизм… – вспомнил Ефим слова участкового врача. – И кто ее спрашивал? Ведь зашел в поликлинику в кои веки, и то потому, что в магазин смысла идти не было: пенсия кончилась, а до следующей ждать еще два дня. Хотел пожаловаться, что в боку болит, а тут на тебе – печень».

      – А то будет еще хуже, – сказала врач.

      «А так, вечно, что ли, жить буду? – подумал Ефим, но милой девушке, в белом халатике, перечить не стал. – Кто знает, может, еще придется обратиться».

      Вообще-то, слово «алкоголизм», он слышал в свой адрес уже не раз, но каждый раз думал: «Ну, какой же алкоголизм? Вот с утра еще не принимал, а не ломает. Хочется? – Да! Но не ломает же. Вот Серега, этажом выше, как не примет, так весь трясется, и что сказать хочет – не разберешь. А выпьет – так сразу человеческий образ приобретает, и говорит складно, и даже умно».

      Ефим, умом то, понимал, что пить каждый день нельзя. Зараза эта прихватила его не сразу – постепенно, и не заметил, как спился. В молодости мог поддержать компанию, но среди друзей и знакомых считался малопьющим, а кто-то считал его и вообще трезвенником.

      Да, спился, и в этом он себе признавался, а почему так произошло? Кто ж теперь разберет? Вроде, поначалу, и Маша, жена, не против была: надо, мол, мужику расслабиться после работы, ведь работал он, по жизни, не инженером каким-нибудь, да не в костюмчике, а все физически, да в робе: грузчиком, рабочим на стройке, шофером – да, мало ли, все и не упомнишь. Так и втянулся Ефим, и сам не заметил. Заметила Маша, но поздно, и, в конце концов, подала на развод.

      Познакомился он с Машей случайно, как это чаще всего и бывает, когда уж и думать о женитьбе перестал: по-мужицки он был силен, а вот детей иметь не мог – проверялся не раз. Думал взять с детьми и усыновить или удочерить ребенка, а то двух, но так и не повстречалась, что по душе, да с детьми.