Говорят, на огонь и воду можно смотреть бесконечно. Согласен. Проверено на практике. Вот уже которую ночь я сижу в этом милом кабаке, неотрывно уставившись в глубины коньячного океана. Неужто спиваюсь? Не хотелось бы. Лучше надеяться, что диагноз гораздо проще. Нет желания глазеть по сторонам, и все тут! А чего туда пялиться? Вокруг как всегда, как везде… одно и тоже. Папенькины сынки, нагло возомнившие, что они что-то в этой жизни могут и стоят. Длинноногие телки, которые и в самом деле могут многое, но только за деньги. И, наконец, вышколенный персонал ночного заведения – единственные, кто в этом мире роскоши, достатка и благополучия достойны понимания и уважения, так как честно зарабатывают свой хлеб.
Противно. Спросите, зачем я вновь притащился сюда? Если отвечу – не поверите. Чтобы не оставаться наедине с самим собой, чтобы не думать и не вспоминать. О чем вспоминать? О том, чего не было на самом деле. О том, что мне привиделось. Однако, черт побери, какое странное, чудовищное в своей реальности видение! Я помню его все… до мелочей, до звуков, до запахов, до нестерпимой боли от ударов кнута, до слепящего блеска золотых самородков, до регота отвратительных жутких тварей.
Но самое страшное происходит ночью, когда я засыпаю. Мозг теряет чувство реальности, перестает защищаться, и видения превращаются в явь. Я вновь попадаю туда. У меня на глазах льется кровь, звучат стенания и отчаянные призывы о помощи. Но я ничего не могу поделать, потому, что это выше человеческих сил, потому, что я такой же как и все они – обессиленный, искалеченный, ни на что не годный узник, обреченный на изуверские муки. И так будет продолжаться всегда… вечно.
Но нет, хватит! Это выше моих сил! Я с остервенением затряс головой, как будто хотел вытряхнуть оттуда не только кошмары, но и часть опухшего, уставшего от пыток серого вещества. Полегчало. Чтобы окончательно завершить процедуру я потянул к себе фужер. Очередной глоток сорокаградусного пойла позволит продержаться. Через час-другой мозг отключится, утонет в пьяном угаре, несущем с собой сладкое забвение. Вообще-то, я не любитель спиртного, но выбор не велик: или выпивка, или таблетки. Из двух зол выбираю более традиционное и натуральное. Только бы не думать, не помнить и не видеть этих проклятых снов!
Скрип барного стула немилосердно выдергивает из реки медленно текущих мыслей. Вернее, это даже не скрип. Кто-то рядом со мной просто потянул по полу массивную, стилизованную в стиле Гауди, подпорку для задницы. Дребезжание отразилось не только на зеркальной поверхности моего коньяка, но и ржавыми граблями проскребло по еще не окончательно анестезированному мозгу. Против рефлексов не попрешь. С неохотой поворачиваю голову. Господи, нет! Опять она!
– Господин Глебов, я понимаю, что вам тяжело про это вспоминать, но все же войдите в мое положение…
Приличный английский, такой же, как и мой – насквозь выученный. Мозг помимо воли фиксирует очередной бесполезный факт.
– Я уже вам говорил, что разговор закончен, – в горле как-то сразу пересохло. Я отвернулся и не спеша отхлебнул огненной жидкости.
– Меня точно вышвырнут, – девушка хлюпнула носом. – Это интервью – моя последняя надежда, мой последний шанс удержаться в «Телеграаф». Иначе придется снова мыкаться без работы или возвращаться в убогую провинциальную газетенку.
Тьфу, ты! Ну, что за наказание такое? Всем остальным репортерам хватило фотографий, где я скорчился в жестком кресле-каталке, да нескольких шаблонных фраз, к которым они сами додумают свои жуткие душещипательные истории. А эта вот настырная, привязалась. За правдой гоняется.
Я обратил на нее внимание еще там, в госпитале, во время этого идиотского брифинга. Уж очень не похожа на всю остальную пишущую и снимающую братию. Они ведь сейчас как собаки, вцепятся, хоть палкой отгоняй. Сенсация нужна немедленно и вся сразу, одним куском. А что там у тебя на душе или, тем более, что будет с тобой потом это уже никого не интересует. А эта нет. Просто стояла и смотрела. Позади всех, не высовываясь и не напирая. Мне почему-то сразу почудилось, что пришла она не на встречу с последним уцелевшим из экипажа «Жокея», а скорее что бы проведать меня – едва живого Алексея Глебова. Однако это лишь фантазии. Она ведь тоже журналист. Приехала вместе с ними и выглядит как они. С иголочки серый костюмчик, черные как смоль волосы собраны в строгую высокую прическу, а в руках записная книжка. Заметьте не традиционный в наше время диктофон, а именно записная книжка!
На вид умная девочка, но поймет ли, поверит ли? Ведь если честно признаться, я и сам-то не могу понять и поверить. А для нее я лишь жертва кораблекрушения, единственный, кто вынырнул из темных глубин Атлантики.
– Господин Глебов, вы меня слышите?
– А? Что? – я снова повернулся к молоденькой журналистке. – Простите, задумался.
Я сразу заметил, что девушка как-то странно на меня смотрит. В приглушенном полумраке ночного паба взгляд этих больших карих, почему-то усталых и печальных глаз показался вдруг очень знакомым. Точно так же на меня смотрела Диона… Но нет, стоп! Я не могу позволить кошмарам преследовать меня вечно. Сейчас я