Соло на ундервуде. Соло на IBM. Сергей Довлатов. Читать онлайн. Newlib. NEWLIB.NET

Автор: Сергей Довлатов
Издательство:
Серия:
Жанр произведения: Современная русская литература
Год издания: 1980
isbn: 978-5-389-06856-8
Скачать книгу
Зонтик остался дома. Бредет она по лужам. Вдруг навстречу ей алкаш, тоже без зонтика. Кричит:

      – Мамаша! Мамаша! Чего это они все под зонтиками, как дикари?!

      Соседский мальчик ездил летом отдыхать на Украину. Вернулся. Мы его спросили:

      – Выучил украинский язык?

      – Выучил.

      – Скажи что-нибудь по-украински.

      – Например, мерси.

      Соседский мальчик:

      «Из овощей я больше всего люблю пельмени…»

      Выносил я как-то мусорный бак. Замерз. Опрокинул его метра за три до помойки. Минут через пятнадцать к нам явился дворник. Устроил скандал. Выяснилось, что он по мусору легко устанавливает жильца и номер квартиры.

      В любой работе есть место творчеству.

      – Напечатали рассказ?

      – Напечатали.

      – Деньги получил?

      – Получил.

      – Хорошие?

      – Хорошие. Но мало.

      Гимн и позывные КГБ:

      «Родина слышит, родина знает…»

      Когда мой брат решил жениться, его отец сказал невесте:

      – Кира! Хочешь, чтобы я тебя любил и уважал? В дом меня не приглашай. И сама ко мне в гости не приходи.

      Отец моего двоюродного брата говорил:

      – За Борю я относительно спокоен, лишь когда его держат в тюрьме!

      Брат спросил меня:

      – Ты пишешь роман?

      – Пишу, – ответил я.

      – И я пишу, – сказал мой брат, – махнем не глядя?

      Проснулись мы с братом у его знакомой. Накануне очень много выпили. Состояние ужасающее.

      Вижу, мой брат поднялся, умылся. Стоит у зеркала, причесывается.

      Я говорю:

      – Неужели ты хорошо себя чувствуешь?

      – Я себя ужасно чувствую.

      – Но ты прихорашиваешься!

      – Я не прихорашиваюсь, – ответил мой брат. – Я совсем не прихорашиваюсь. Я себя… мумифицирую.

      Жена моего брата говорила:

      – Боря в ужасном положении. Оба вы пьяницы. Но твое положение лучше. Ты можешь пить день. Три дня. Неделю. Затем ты месяц не пьешь. Занимаешься делами, пишешь. У Бори все по-другому. Он пьет ежедневно, и, кроме того, у него бывают запои.

      Диссидентский указ:

      «В целях усиления нашей диссидентской бдительности именовать журнал «Континент» – журналом «Контингент»!»

      Хорошо бы начать свою пьесу так. Ведущий произносит:

      – Был ясный, теплый, солнечный…

      Пауза.

      – Предпоследний день…

      И, наконец, отчетливо:

      – Помпеи!

      Атмосфера, как в приемной у дантиста.

      Я болел три дня, и это прекрасно отразилось на моем здоровье.

      Убийца пожелал остаться неизвестным.

      – Как вас постричь?

      – Молча.

      «Можно ли носом стирать карандашные записи?»

      Выпил накануне. Ощущение – как будто проглотил заячью шапку с ушами.

      В советских газетах только опечатки правдивы.

      «Гавнокомандующий». «Большевистская каторга» (вместо – «когорта»). «Коммунисты осуждают решения партии» (вместо – «обсуждают»). И так далее.

      У Ахматовой когда-то вышел сборник. Миша Юпп повстречал ее и говорит:

      – Недавно прочел вашу книгу.

      Затем добавил:

      – Многое понравилось.

      Это «многое понравилось» Ахматова, говорят, вспоминала до смерти.

      Моя жена говорила:

      – Комплексы есть у всех. Ты не исключение. У тебя комплекс моей неполноценности.

      Когда шахтер Стаханов отличился, его привезли в Москву. Наградили орденом. Решили показать ему Большой театр. Сопровождал его знаменитый режиссер Немирович-Данченко. В этот день шел балет «Пламя Парижа». Началось представление.

      Через три минуты Стаханов задал вопрос Немировичу-Данченко:

      – Батя, почему молчат?

      Немирович-Данченко ответил:

      – Это же балет.

      – Ну и что?

      – Это такой жанр искусства, где мысли выражаются средствами пластики.

      Стаханов огорчился:

      – Так и будут всю дорогу молчать?

      – Да, – ответил режиссер.

      – Стало быть, ни единого звука?

      – Ни единого.

      А надо вам сказать, что «Пламя Парижа» – балет уникальный. Там в одном месте поют. Если не ошибаюсь, «Марсельезу». И вот Стаханов в очередной раз спросил:

      – Значит, ни слова?

      Немирович-Данченко в очередной