Дорогой читатель! Этот сборник – как путешествие по огромному миру – похожий на цветочное поле, на теплый ковер-самолет из пестрых лоскутков. Он очень уютный, этот ковер, есть на нем любые картины – о любви и боли, о счастье и грусти, о старых и молодых, о детях и взрослых, и о братьях наших меньших. Есть в нем проза, и есть стихи.
Читайте с удовольствием и мечтайте! Летайте на нашей планете вокруг Солнца вместе с нами!
Стелла Синякова
Что такое – человек повзрослел? Может быть, он просто перестал обращать внимание на одуванчики? Почти с каждым это когда-нибудь происходит. Если, конечно, он – не поэт. Или садовод. А ведь они – есть! И, до чего же мимолетно и быстротечно время их цветения! (О, включился поэт.) Но, шутки – шутками, а – оглянуться не успеешь – только что утром, спеша на работу, проезжаю мимо городской лужайки, а там они – по-детски просыпаются, нехотя, медленно и доверчиво разжимают лепестки и раскрываются, показывая радостную, желтую, как цыпленок или яичный желток, сущность. А пройдет день-два или чуть больше (вот видите, даже не знаю, сколько именно они живут) – и вместо юных одуванчиков на том же месте стоят седые старички с просвечивающими сквозь белые пушинки головами… Потом – подует ветер…
Сколько же цветут одуванчики? Можно, конечно, залезть в интернет или справочник… И плевать, что мы-то знаем, – на самом деле они не умирают. Во всяком случае – так быстро. Они только отцветают. И в земле крепко сидят длинные корни (извиняюсь, фиг, выдернешь), а снаружи – сильные вытянутые и изрезанные лопушки листьев. И знаем, что вся эта лирика – процесс размножения… А цветы все шепчут, осыпаясь и уносясь по ветру легкими-прелегкими, мягкими, белыми обрывками-парашютиками: «Такая уж она коротенькая, как недоговоренное словечко, – наша одуванчиковая жизнь…»
И – поди пойми, что тут – правда, то или это.
Первое мая
Этот настырный мир сводит меня с ума.
То он бросает в угол, в вину и в дрожь.
То по весне – а как, – не пойму сама, —
Щебет по мозгу долбит: «Еще живешь!»
Как-то безумно радостно все внутри.
Днем – листва – до одури зелена.
Ночью – мягким шепотом фонари
Манят гулять. И, – вот оно, – не до сна…
Клейким листочком май подлетел впритык,
Просто – лицом к лицу. Даже из окна.
Дерзостный вопль внутри? Или птичий крик?
Что ты творишь? Опомнись, моя Весна!
Надо уладить тысячи важных дел.
Долг. И желанье – тоже. Я так хочу!
Эй, канцелярия неба! В какой отдел
Мне обратиться? А, поняла… Молчу.
Будет – не будет… Небо – ну как цветок.
А погадать на радуге – выйдет «нет».
Где он, мой неразгаданный лепесток?
Да и хочу ли я получить ответ?..
Чудак
Он жил. Он был немного циник.
Он пустоту ловил в мешок.
Играл. Не в шахматы. Ботвиник
с такой фантазией не мог
Проникнуть в мир, где нет былого,
где нет реальности и пут,
Где только – мысль, и только – слово,
создав его за пять минут.
И речь его была туманна,
точна, но сбивчива, быстра.
Он выглядел немного странно —
как клоунады мастера:
Высок, сутул и скособочен.
Казалось, на ходу дремал.
И этот образ был упрочен
усмешкой, что он не снимал.
Но там, внутри, заоболочен,
под диким панцирем, в тиши,
На самой тихой из обочин,
горел цветок его души.
На самых нежных, тонких струнах,
на нотах радостей и бед,
На вдохновении – у юных оно нежно,
как лунный свет, —
Играл, но только очень тихо,
волшебной силы музыкант.
А мозг кипел. Безумно, лихо,
и все сплавлял в один талант.
И вот, когда строки коснувшись,
он вышел, капельку прямей,
Заговорил… весь зал, очнувшись,
внимал. Актер, так ты умей!
Ведь не сумеет.
Так попасть, так в суть, в характер,
в жизнь и в точку…
При этом духом не упасть,
все сделать четко, в одиночку,
У нас нутро перевернуть
известной и знакомой строчкой…
Ни