«Ведомости народных депутатов», как и подобает газете умеренного и респектабельного направления, поместили новость на второй странице и мелким шрифтом. Бог даст, Полинька не заметит – она всегда сразу перелистывает на страницу светской хроники и культуры. С «Русским словом» и «Московским созерцателем» тоже обстояло благополучно – редактора этих изданий относились к позиции Гавриила Львовича с уважением.
Истребив пасквильного «Богомольца», его превосходительство аккуратно свернул остальные газеты и положил их обратно в ящик. Вот проснется Полинька, выпьет кофею и спустится за свежей прессой. Теперь можно, нестрашно. С тех пор, как начался весь этот кошмар, телевизионные новости в доме, не сговариваясь, смотреть перестали – только голливудский сериал «Скорая помощь» и канал «Культура». Радио тоже не слушали.
О кошмаре в семье говорить было не принято – будто не было его, и все тут. Первые недели Полина Аполлоновна ходила вся почерневшая и смотреть на супруга избегала, а потом преодолела себя, поняла, что если еще и она мужа казнить станет – сломается Гавриил Львович, не выдержит. Не то чтобы даже пожалела его, клятвопреступника и блудодея, нет. Просто вспомнила о долге. Ведь одно дело – Ганечка, слабости и грехи которого за долгие годы замужества она изучила слишком даже хорошо, и совсем другое дело – генеральный прокурор Курятников, государственный муж и человек чести. То есть, конечно, было совершенно очевидно, что женского прощения Гавриилу Львовичу не дождаться никогда, но уважения супруги он, по крайней мере, не утратил. Как и своего собственного.
Да, слаб и грешен. Знал это за собой всю жизнь, еще с Пажеского корпуса, когда после вечерней молитвы лазил через забор и до рассвета пропадал в дешевых домах терпимости на Лиговке.
Страшный, сильный бес, имя которому сладострастие, с младых ногтей терзал плоть и душу Гани Курятникова лютым соблазном. По молодости лет справляться с напастью Гавриил Львович не умел вовсе и не раз попадал из-за своей пылкой влюбчивости и африканской чувственности в рискованные истории. Как только на юридическом поприще удержался – загадка. Верно, берег Курятникова ангел-хранитель, мощнокрылый Гавриил, от гибели, для некоей великой цели. А гибель по временам ходила близехонько. До сих пор в сырую погоду давал себя знать кусок свинца, засевший под правым локтем – напоминание о давней дуэли со втором секретарем Свято-Даниловского райкома из-за золотоволосой лорелеи замзаворгсектором. Да и позже, уже в Первопрестольной, случалось всякое – хлебнула Полина Аполлоновна, тогда еще просто Полинька, и горя, слез, и сердечных обид.
Но годам к тридцати, когда другие сластолюбцы только-только начинают втягиваться в Большой Разврат, свершилась с Курятниковым разительная перемена. Долг оказался сильнее чувственности. Вдруг дошло до Гавриила Львовича, что человек, избравший дорогу правосудия, должен быть безупречен и чист – иначе нет у него нравственного права охранять белоснежную тогу Закона.
И Курятников сумел одолеть злокозненного беса. Жизнь, до тех пор мутная и хмельная, сразу вошла в мирное, равнинное русло. Полинька ожила, помолодела, родила мужу одну за другой двух дочек, умниц и красавиц. И с карьерой пошло на лад: стал Гавриил Львович самым молодым в российской истории товарищем генерального прокурора, а после, в положенный срок, был сочтен достойным возглавить это почтенное ведомство.
И лишь одному Богу, а вернее, дьяволу известно, каких мук, какого неимоверного напряжения воли стоило Курятникову бесстрастно взирать на стройноногих секретарш в обтяжных мини-юбках, на сдобных, пышногрудых депутатш из фракции «Дамы России», на министра богоугодных дел Амалию Францевну фон Безе или даже просто на улыбчивых дикторш с канала НТВ (особенно его превосходительству нравилась одна черненькая, с легкой косиной в милых глазках).
Достигнув пятидесяти, решил было Гавриил Львович, что все, недолго осталось ему мучиться – скоро станет поспокойней, поутихнет неистовство гормонов, потеснится буйная плоть и даст дорогу покойной мудрости, благословенной награде зрелого возраста. Так ведь и вправду вроде как спокойней стало. Хотя бесстыдные, обжигающие сны мучили по-прежнему. Ну да что сны – это, как известно, материя безответственная и силе воле неподвластная.
И вдруг, как гром среди ясного предзакатного неба – то самое. Проклятое, благословенное, вознесшее до райских кущ и обрушившее в адские бездны. Казалось, все теперь отдал бы, чтобы не было той роковой ночи. А в то же время (сердце-то не обманешь) твердо знал Курятников: не случись той ночи, и жизнь ему была бы не в жизнь.
Произошло же вот что: действительный тайный советник Курятников, генеральный прокурор, кавалер